Так мне стала известна история появления в полку Пети Захватаева.
В последних числах октября наш полк закрепился на рубеже Поповкино — Ефремово — Авдотьино. Позиция досталась неважная — место открытое, а впереди пологие холмы, за которыми расположился противник.
Всем было трудно, а третьему батальону особенно: у других нашлись хоть какие-то укрытия, а у Кайназарова — ни укрытий, ни пункта наблюдения.
Начальник штаба полка подполковник Бурнашёв выходил из себя, требовал от командиров немедленно оборудовать наблюдательные пункты. Ему неизменно отвечали: «В расположении наших частей одни холмы: ни построек, ни деревьев».
Штаб полка и командование дивизии были обеспокоены создавшимся положением.
Левее наших позиций, на стыке с соседним полком, уцелела небольшая рощица. Место было не очень удобное. Но ничего более подходящего мы не нашли. Я разглядывал рощицу в бинокль и увидел, что многие деревья побиты, повалены, но около двух десятков уцелело.
«Нельзя ли их использовать для наблюдения?» — подумал я и решил посмотреть сам.
— Летунов! — позвал я ординарца и тут же вспомнил, что вчера его отправили в госпиталь. «Кого же взять с собой посмелее да посмекалистей?»
— Разрешите, товарищ майор?
Дверь скрипнула, и показалось худощавое выразительное лицо Пети Захватаева.
— А-а-а! Начальник боепитания! Заходи, заходи! По какому делу прибыл?
— Приказано пакет доставить.
— Давай.
Я пробежал глазами донесение. Комбат Кайназаров ещё раз подтверждал, что местность впереди не просматривается.
— Значит, неважные дела у вас в батальоне?
— Плохие, товарищ майор. Уж очень позиции неудобные. Мы его не видим, а он где-то наблюдательный пункт соорудил и лупит по нас и лупит. Потери большие.
— А вы бы себе тоже наблюдательный пункт соорудили.
— Где же, товарищ майор? На нашем участке ни домов, ни деревьев. Тяжёлый рельеф местности, — с видимым удовольствием произнёс Петя военный термин.
— Пойдём-ка со мной, — сказал я, — попробуем помочь третьему батальону.
У Пети радостно блеснули глаза. Он лихо козырнул и шагнул к двери. Я вызвал командира сапёрного взвода Фирстова, и мы пошли.
Это только говорится — «пошли», а на самом деле где броском, где ползком, где бегом, где на четвереньках. Я впереди, за мной Фирстов, а замыкающим — Захватаев. Кое-как добрались до опушки. Я только поглядел на верхушку одного дерева, как Петя сразу же понял мои намерения.
— Товарищ майор, разрешите взобраться.
— Разве взберёшься? Ствол-то снизу голый.
— Ничего, сумею!
Петя разулся, перекинул через ствол брезентовый ремень и, упираясь босыми ногами в шершавую кору, быстро, как кошка, полез вверх.
Вероятно, Петя увидел что-то очень интересное, потому что, добравшись до первой развилки и поглядев в сторону неприятеля, он затанцевал на суку, что-то крикнул нам, но мы не поняли.
— Что там видно? Слезай скорее! — нетерпеливо крикнул я.
Но Петя настолько увлёкся, что не обращал на нас внимания. Я вынул пистолет и выстрелил в воздух. «Верхолаз» удивлённо посмотрел вниз. Я погрозил ему кулаком и энергично жестом приказал: «Слезай!»
Петя слез и радостно закричал:
— Товарищ майор, видно километров на пять. Даже шоссе просматривается, на нём автоколонна, а дальше видны орудийные вспышки.
Наблюдательный пункт был найден. В ту же ночь почти на вершине дерева настелили доски, соорудили лестницы.
Узнав о находке, командир дивизии генерал Панфилов немедленно приехал к нам, влез наверх, осмотрел всё и остался очень доволен. Наблюдательный пункт он метко назвал «скворечником». Так это название и сохранилось за ним.
Спустившись, генерал пригласил меня и начальника штаба в землянку. Рядом была землянка связистов, отделённая от нашей лёгкой дверью.
Мы сели за стол и склонились над картой. В это время за стеной раздались громкие голоса, связисты о чём-то спорили.
— В чём дело? Что за шум? — спросил я, приоткрыв дверь.
— Товарищ майор, — обратился ко мне член бюро ВЛКСМ пулемётчик Генералов, — по поручению комсомольского бюро просим вас разрешить использовать «скворечник» для стрельбы по воздушным и наземным целям.