— Алёнка, — сквасила губки Пичугина. — Да пошли сходим… Лето длинное, успеешь еще в своих бумажках зарыться.
— Там не только бумажки, нужно знамя новое подлатать. Древко заменить, барабаны новые закупить и…
— Ой, да хватит тебе уже, — поморщилась подружка. — Говори уже… Пойдешь или нет?
— Ну-у… Могу время выделить. Если потом поможешь мне табличку графика начертить по сдаче металлолома. Ты же знаешь, я с графиками не дружу.
Мне же хотелось запрыгать по комнате молодым студентом. Уговорил!
Из гостей в общагу я вернулся часиков в десять вечера. Хорошо посидели, пообщались.
Поздоровался с комендой на вахте, прошел узким коридором в свое крыло. Комната номер тринадцать, толкнул дверь. Заперто. Странно, что, Нурика еще нет?
Вставил ключ в скважину — не крутится, зараза, в нужную сторону. Изнутри заперто. Обычно, если кто-то из нас в комнате есть, мы с Нурланом дверь не запираем.
Постучал. За дверью послышалось шебуршание. Ага, там, там воин степей, притаился… а зачем? От кого прячется? Я почесал затылок. И тут до меня дошло… Нурик, похоже, не один. С дамой… Что ж, дело молодое, но тут что важно — предупреждать надо.
Дверь распахнулась, и в коридор, натягивая майку, вывалился Нурлан. Он спешно прикрыл за собой дверь, и мы стояли в коридоре.
— Братуха, по-братски, Мороз! А? — посмотрел на меня жалобным спаниелем Нурлан.
— Ты просишь, чтобы я не заходил?
— Ну там-на… Во-о! — он изобразил на себе жестом огромные женские буфера. — Ух, по-братски, а?
— Женщина очень красивая, и ты просишь вам не мешать?
— Ну-у… Ага!
— У вас час.
— Брат! — обрадовавшись, Нурик обнял меня, и к нему вернулась нормальная речь. — Ты знаешь, какая она! Настоящая женщина.
— Ой да ладно… Сколько у тебя баб?
— Не-е… — замотал он головой. — Это другое… Все женщины неповторимы, все бабы одинаковы.
Он благодарно похлопал меня по плечу и скрылся в комнате. Изнутри послышался звук запираемой щеколды.
Я побрел по коридору. Из кухни доносился запах жареного минтая. Не хотелось им провонять, и я пошел на улицу.
На вахте Василины Егоровны не оказалось. Наверное, вышла покурить на крылечко. Открыл входную дверь, вышел — никого. Странно… Коменда никогда не покидает свой пост, будто живет на нем. За все это время, что я здесь, я лишь пару раз видел других вахтеров. По крайней мере, узнал, что они существуют.
И тут я услышал интересные звуки. Такие как в кино для взрослых. Доносились они из… Общажные пассатижи! Из окна нашей комнаты номер тринадцать! Нурик, остолоп, окошко не закрыл. Все бы ничего, но общага мужская, и посторонним, особенно женщинам, вход воспрещен. Уж очень бдительно за этим следила Василина Егоровна. Будто это ее как-то лично цепляло и не давало спокойно жить.
И вот сейчас комендант стояла под нашим окошком и прислушивалась, будто не сразу поверила в такую наглость, что вызывающе доносилась из приоткрытого окна. Заглянуть у нее туда не получалось, все-таки первый этаж был относительно высоко расположен.
Даже в сумерках я видел, как со спины краснеет ее шея. Кранты Нурику. Надо выручать товарища, спасать из сполохов праведного гнева.
Дверь я распахнул совершенно бесшумно. И тут же препоручил ее выходящему мужичку, чтобы не хлопать. Его я не помнил, а он назвал меня по имени.
— Саня, а ты коменду не видал?
— На улице, — охотно ответил я, в надежде, что мужичок хоть немного отвлечет и задержит Суровую.
Проскочив небольшой холл, свернул налево, миновал коридор и забарабанил пальцами по двери. Именно пальцами, а не кулаком, чтобы дробь была, а не стук, который может услышать коменда с той стороны.