Ушаков раздевается и встает босыми ногами на крышку от ящика. Из-под ног пышет жаром. Льется на раскаленный пол вода из кружки. Горячий пар обволакивает тело. Какое блаженство!
После бани они расстилают на теплой еще гальке брезент, забираются в спальные мешки. Чай пьют прямо в мешках.
- Когда-нибудь построим на острове настоящую парную, - мечтает Павлов. - Попросим прислать с материка веников. Откроем клуб банелюбов.
- Все будет на острове Врангеля. Кино тоже. Анакуля, ты спишь?
- Нет, умилек.
- Тепло?
- Жарко. Пол греет.
- Теперь поедешь на охоту, разжигай костер и спи на горячей гальке.
- А где дрова взять? Дрова не везде есть.
- Это ты верно заметил.
- Эскимосы без дров могут в тепле сидеть. Лампа керосиновая - и тепло. Или жирник. Можно рубашку снимать. В снежном доме. Вот я вам покажу, - вертится в спальном мешке Анакуля. - Я вам построю снежный дом. Иглу он называется по-эскимосски.
На следующий день, к вечеру, Анакуля попросил не раскладывать палатку. Он прошелся по снегу, прислушиваясь к скрипу. В одном месте остановился. Снег там издавал сухой, хрустящий звук.
- Здесь будет иглу.
- Долго ты будешь строить?
- Не замерзнете. Немного помогать надо. Смотри.
Анакуля достает с нарт широкий и длинный нож. Вырезает большие снежные кирпичи. Выкладывает их кругом. Получается круг диаметром примерно в три метра.
- Теперь режь такие, подавай мне. - Анакуля начертил на снегу фигуру, похожую на трапецию.
У Ушакова нож Анакули, Павлов достал пилу. Кирпичи они подают эскимосу, который стоит внутри круга. Он быстро растет, постепенно сужаясь к центру. Уже ясна форма будущего дома - шатер.
- Давай, давай! - покрикивает Анакуля. - Не надо такой толстый кусок. Делай тонкий сейчас.
Сам он ловко орудует ножом поменьше, подрезает снежные трапеции, подгоняет их друг к другу.
- Стой немного.
Анакуля прорезает у основания дома отверстие.
- Потом тут закроем. Подавай снег через отверстие.
Вскоре Анакуля вылезает из дома.
- Все? - Ушаков смотрит на часы. Прошло чуть больше двадцати минут.
- Нет, умилек. Сейчас будет все.
Анакуля строит с удовольствием, легко и быстро. Из поданных Ушаковым и Павловым кирпичей соорудил в иглу возвышение. Сделал под дом подкоп. Вход оказался ниже уровня пола.
- Теперь все, - гордо объявил эскимос. - Заходи.
Заходить? Это невозможно. В дом надо ползти. Вместо двери Анакуля приладил откидывающийся мешок. На возвышение из снега набросал шкур, положил спальные мешки.
- Холодно? - спросил он.
- Да не жарко.
- Смотри дальше.
Анакуля достал свечу.
- Может, камелек разожжем?
- Живи, как эскимос.
Он зажигает свечу. Через несколько минут Ушаков чувствует, что в снежном доме становится теплее. Вот уже можно снять шапку. Под потолком воздух совсем теплый. Там снег чуть-чуть оплывает, покрывается тонкой зернистой корочкой льда.
Еще через несколько минут можно снимать кухлянку. Стены арктической хижины поблескивают. Анакуля протыкает в потолке дырку.
- Тепло есть, воздух есть, стена крепкая. Живи, спи, чай пей. Хочешь совсем жарко, топи печку.
Павлов устанавливает походный камелек, растапливает его. В иглу тепло. У входа на полу минусовая температура, а на снежном возвышении не зябко и в рубашке. Теплый воздух поднимается кверху, греет. Часть его выходит в дырку, но это не страшно.
- На Аляске эскимосы строят большой иглу. Там дети бегают. Голый по пояс ходи, не мерзни. Строят один иглу, второй, третий, роют ход, сверху закрывают его. Хочешь в гости? Иди под снегом. Пурга, а ты иди, везде тепло.
Анакуля устраивается спать, потом вскакивает:
- Умилек, сколько я строил?
- Минут двадцать пять.
- Быстро?
- Быстро.
- Хорошо тебе?
- Очень хорошо. Я теперь тоже буду строить снежные дома. Спасибо, ты научил.
Ушаков в самом деле доволен. Он узнал, как можно сложить теплый дом в Арктике. Чего-чего, а снегу на Севере много. Двадцать пять минут - и жилище готово.
Вдруг на Северной Земле придется строить такие иглу?
Все то, чему научится он на острове Врангеля, пригодится в походах по Северной Земле... Надо готовиться, надо верить, что Северная Земля дождется его и Павлова.
В МЕДВЕЖЬЕЙ КВАРТИРЕ
- Три иглу прошли, - говорит Анакуля вечером.
На следующий день он уточняет:
- Четыре иглу проехали.
Так считает он переходы. День кончился - привал: Анакуля с товарищами строит снежный дом. Утром покидают его, едут двадцать или тридцать километров, наносят на карту извилистый берег - и снова рождается из снежных кирпичей жилище.
- До бухты Роджерса десять иглу, - эскимос уже соскучился по семье. И десять мешков камней. Даже пароход не увезет твои камни, умилек.
Геологических образцов скопилось немало. Они не помещаются на нартах Ушакова. Приходится нагружать нарты Павлова и Анакули. Ушаков в геологии не специалист, но кажется ему - среди образцов есть кусочки каменного угля. И обломки горного хрусталя попались. Вот только нечем обрадовать Скурихина. Тот надеялся найти на острове золото. Нет, не блестят в камнях желтые крупинки.
Зато в гальке, на самом берегу моря, попался обломок янтаря. Коричнево-желтый обломок - окаменевшая смола, словно привет из дальних краев, где растут сосны и ели, где в теплый летний день голова кружится от нагретой хвои и смолистая ветка в костре взрывается салютом искр.
Почему так часто в походах вспоминается родное село, тайга?
Во сне он видит раскидистые кедры, заросли папоротника, слышит грустноватый голос кукушки, и чудится - ноздри щекочут запахи парного молока, душистого домашнего хлеба.
Что будет сниться ему, когда он вернется на материк, станет жить среди лесов и полноводных рек?
Наверное, приснятся ему белые снега, северное сияние, собаки, бегущие в безмолвии северной пустыни, яранги эскимосов...
Сны - это память о самом дорогом в жизни.
- А я уже устал от снов, - говорит Анакуля, потягиваясь на шкурах.
На шестом иглу они застряли. Снежный дом защитил их от пурги, и вот уже несколько дней отсыпаются они в нем - ехать дальше нельзя. Температура опустилась до тридцати градусов мороза, но у них тепло.
- Кто придумал такой хороший дом? - спрашивает Ушаков у эскимоса.
- Нанук придумал.
- Медведь?
- Медведь. Он так делает берлогу. Эскимосы увидели, давай жить в снегу.
- Ты не ошибаешься? Чем же похожа берлога на наш дом?
- Очень такая, умилек. Медведь умный. Смотри сам. У медведицы дети будут. Она роет в снегу берлогу. Дышать надо? Надо. Снег пропускает воздух. Тепло надо? Надо. Она роет так: снизу вверх. Вход внизу, теплый воздух в берлоге.
- У нее же нет печки, откуда тепло?
- Сама дышит. Медвежата потом дышат. Хорошо им.
Путешественники лежат в спальных мешках. Не вылезая из них, разжигают примус.
За снегом для воды идти не нужно - в хижине запас снежных кирпичей. Банку со сгущенным молоком разрубили пополам, молоко твердое, как кусок льда. Половину бросили в чайник. Через десять минут каждый лежа попивает чай из кружки. Перед этим съели сырое моржовое мясо с кусочками сала.
- Спасибо медведю за науку, - говорит, прихлебывая чай, Павлов. - Мне он тоже однажды помог. Убил я моржа и оставил у самой воды. Морж тяжелый, а берег высокий. Придется, думаю, рубить тушу и таскать по частям. Утром прихожу - нет моржа. Что такое? Взять никто не мог, у нас такое не принято. Смотрю - след. Я по нему наверх. И вижу: мой морж лежит. Это медведь вытащил его. Метров сто тащил, а в туше не меньше тонны. Правда, большой кусок он отъел, но я не сердился на него. За помощь надо платить, верно?
- Мой теперь очередь. - Анакуля наполовину высовывается из мешка. Меня медведь ел.
- Где это было? - Павлов не очень-то верит. - Не заметно, чтобы медведь откусил от тебя. Руки и ноги целые.