«Вот и поговорили, называется. Почему нельзя поговорить о душе, о том, что волнует двух незнакомых людей в зимнюю ночь в пустом баре аэропорта. Даже самолеты сегодня не гудят, наверное, отсыпаются перед перелетом, или, может, погода нелетная? Бог с ней, с погодой, все равно никуда не полечу. Завтра получу по заслугам за все, что сделала и не сделала, за все мыслимые и немыслимые поступки. Утром все встанет на свои места, стресс забудется, затрется текущей жизнью, заплывет очередными делами и проблемами, а через день уже забуду, что меня на какое-то мгновение взволновал этот сильный и мужественный человек. Утром все желания покажутся смешными и нелепыми», — уныло думала она, отпивая коньяк мелкими глотками, чтобы не задохнуться.
— Не люблю говорить о работе, — заговорил Андрей, — есть я, и есть работа, и мы существуем отдельно, на разных полюсах.
— Понятно, работа для вас источник существования, — сказала Гюзель просто так, чтобы что-нибудь сказать.
— Не совсем так. Хочу сказать, что работа не может служить обозначением человека, профессия не определяет характер.
«Вот здесь можно с ним поспорить, как раз профессия определяет характер. К примеру, мой организм не может существовать без работы и вне работы, и ничего с этим поделать невозможно. И моя профессия определяет мои поступки и, разумеется, характер. Правда, сегодняшний случай не является доказательством сложной теоремы. Это исключение из правил». Гюзель мысленно спорила с Андреем, стараясь не встречаться с ним взглядом.
— А кто вы по профессии, Гуля? — услышала она и улыбнулась.
— Не могу сказать.
— Что-нибудь секретное, связанное с правительством? Вы так испугались на вокзале. Я уже решил, что ваша жизнь в опасности.
— Нет, что вы, ничего такого… имею в виду, ничего секретного. Просто привыкла к точности и порядку, к дисциплине. Не люблю, когда выбиваюсь из режима, тогда… — она снова запнулась и замолчала.
— Что тогда? Скажите, что тогда? — спросил Андрей. В его глазах зажглись огоньки, у него и прежде светились глаза, но это были другие пожары.
Она оглядела пустой зал, подыскивая подходящий ответ, но ничего не придумала, что бы ему ответить, и продолжала молчать. «Что сказать? Когда выбиваюсь из режима, а это случается редко, то всегда вспоминаю, что я все-таки — женщина, и мне могут нравиться мужчины. И в них, оказывается, можно видеть не только коллег по службе и товарищей по оружию. Но в такие моменты любые мысли мне кажутся грешными, достойными лишь порицания и осуждения. И вообще что я здесь делаю, зачем сижу с этим человеком за одним столом и изнываю от мучительных сомнений?»
— Понятно, что тогда с вами случается. Успокойтесь, все нормально. Было бы гораздо хуже, если бы с вами ничего подобного не случалось, — сказал Андрей.
Гюзель ничего не поняла из сказанного, да и Андрей говорил скороговоркой. Он посматривал на часы, будто торопил время. Вдруг встал и требовательно протянул руку: «Ваши документы!»
Гюзель протянула паспорт, и он ушел, оставив кейс на столике. «Какой он все-таки легкомысленный, оставил все свое имущество незнакомой женщине», — подумала она раздраженно, но Андрей быстро возвратился, размахивая билетами, будто в руках у него оказались карты или счастливые лотерейные билеты с миллионным выигрышем. «Интересно, что бы я делала с этим кейсом, если бы он вообще не вернулся?» — подумала она. Вопрос остался без ответа.
— Мы вылетаем через полчаса. Могу сообщить важную новость, мы летим вдвоем в самолете.
— Как это? Разве так можно? Вдвоем? — широко распахнула глаза Юмашева.
— Можно-можно, рейс коммерческий, — он взял со стола кейс и подхватил Гюзель под руку. — Идемте, больше не могу сидеть в этом пустом баре.
«Наверное, разыгрывает меня. Так не бывает, чтобы в самолете летели только два человека. Неслыханное дело», — думала Гюзель Аркадьевна, еле успевая за быстрыми ногами Андрея. «Он ведет себя так, будто отдыхал где-нибудь на Занзибаре, и может не спать еще неделю, а то и две. Бодрый, свежий, вышагивает, как Джеймс Бонд, а я что-то совсем раскисла».
Гюзель встряхнулась, выпрямилась, приноровилась к стремительным шагам Андрея и почувствовала, как они слились в едином ритме, словно кружились в вальсе. «Вот как надо жить, не раскисать от малейшей неприятности, а шагать в ногу со временем, и не отставать от него, а лететь в самолете, если опоздала на поезд, успевать на космическую ракету, если самолет сломался».
— Андрей, а деньги за билет я верну в Москве… — начала было она, но он перебил, громко смеясь.