Она села на диван, стащила с ног резиновые ботики, руками погрела пальцы на ногах.
— Идите, идите, что же вы еще стоите, дорогая? Еще так рано, я сосну здесь на диванчике…
Фаина оделась и вышла на крыльцо. Свежей порошей покрыло тропинки. К самому крыльцу тянулись две цепочки следов: рядом с маленькими — большие, от сапог. Потом большие следы повернули обратно — уже одни… Видно, в самом деле Ларисе Михайловне этот год принес что-то новое, радостное.
Фаина медленно пошла к дому. Придя к себе, она долго стучалась, пока Томка не услышала.
— Файка, ты? Ой, с Новым годом тебя! А я тебя вчера потеряла, ты даже не сказала, что остаешься на дежурство. Ну, зайдем, чего на холоде стоять.
Томка убежала, а Фаина, не входя, долго стояла у дверей, на высоком крыльце, не чувствуя холода. Как-то разом на нее нахлынуло: в самом деле, ведь сегодня первый день нового года! Многим людям он, действительно, принес что-то новое. А ей самой? Да, ей тоже: в этом новом году у нее должен родиться ребенок. Она подарит ему жизнь. Пусть он живет, пусть! Это ее сын! А отец его…
Резко кольнуло в груди, Фаина схватилась за сердце. Сколько раз она давала себе слово не думать о нем, и каждый раз незаметно для себя обманчивыми путями добиралась до обидного, горького для самой себя воспоминания. Уверяла себя, что позабыто все, а сердце, оказывается, решает по-своему. В мыслях забывается, а сердце хранит.
Бывает же порой так: будто давно затянулась, зажила рана, а возьмет и снова разболится, заноет тягучей болью…
