— Ну что же вы замолчали, Петрова? — с издевкой спросил Соснов. — Вы что, страдаете забывчивостью? Не в вашем возрасте!
Фаина вспыхнула, она сама почувствовала, как запылали ее щеки, кончики ушей. Губы ее слегка подрагивали.
— Хорошо, я расскажу все, как было… К больному мы приехали с большим запозданием. Все из-за дороги… У него сильно запущенная язва, я оставила ему направление на коечное лечение. Его сегодня привезут. У него сильные боли, я сделала внутривенно…
Фаина замолчала. В кабинете воцарилась тягостная тишина. В этой тишине голос Соснова прозвучал слишком громко:
— Хорошо. А теперь скажите, врач Световидов был у больного? Отвечайте! Я спрашиваю — был?
Обычно добрые серые глаза Соснова теперь смотрели на Фаину зло и презрительно, как бы говоря: «Поимей же хоть капельку смелости, девчонка! Одно дело — не бояться мертвецов в морге, другое дело — иметь мужество говорить правду живым людям! Девчонка, ты трусишь…» Может быть, Соснов думал о другом, но именно это прочла Фаина в его жестком взгляде. Ища себе поддержки, она с мучительным ожиданием оглянулась на Георгия Ильича, на сидевших в комнате людей. Встретились глазами с Ларисой Михайловной, та холодно-безразлично сощурилась: «О-о, милая, попала в переплет, выбирайся, как можешь, а я тебе не помощница. Посмотрим, как ты выгородишь своего Георгия Ильича…» Лишь одна старая акушерка Екатерина Алексеевна посмотрела на Фаину подбодряюще: «Ну чего ты стушевалась, право? Скажи правду, люди поймут. Мы не хотим тебе зла…»
Вздохнув с судорожным всхлипом, Фаина еле слышно выдавила:
— Георгий Ильич… в Тургае не был. Он не доехал вместе с нами…
Литературный сотрудник атабаевской райгазеты Костя Краев считал, что в жизни ему здорово повезло. Не каждый в свои девятнадцать лет может похвалиться работой в настоящей газете, так сказать, у самых истоков печатного слова. Правда, Костя покамест не состоял членом Союза журналистов, но в душе был уже склонен причислить себя к славному племени старых «газетных волков»: шутка сказать, скоро два года, как пришел в редакцию. Поначалу он выдерживал испытательный срок, до большого, настоящего дела его до времени не допускали, корпел над чужими корреспонденциями. Сокращал, правил, украшая их красотами настоящего, как ему казалось, литературного слога. Но это было не то, далеко не то, о чем мечтал Костя. Его поэтическую, увлекающуюся натуру ни в коей мере не могли удовлетворять скучные статейки о вывозке минеральных и органических удобрений или корреспонденции атабаевского лектора-атеиста, нудные и маловразумительные, наполовину списанные из журнала «Наука и религия». Нет, Костю ни в коей мере не удовлетворяло безрадостное следование за чужой мыслью, по чужим строчкам. «Старому газетному волку» не терпелось выйти на самостоятельную, свободную охоту за материалом!..
Пробил час и для Кости Краева: ему, наконец, доверили писать самому. Первая его самостоятельная статейка была о передовике-киномеханике из районного стационара. Костя дотошно и очень обстоятельно выспрашивал у молодого паренька интересные факты из биографии, разузнал обо всем, что имело отношение к работе киностационара, и, когда блокнот был уже наполовину исписан, великодушно разрешил пареньку-механику быть свободным. Первый этап — сбор материала — был завершен. Предстояло самое трудное — оформление материала. Поначалу все представлялось простым и ясным, но уже первая строка далась молодому журналисту через немалые муки. Вскоре корзина для бумаг была доверху заполнена шариками скомканной бумаги. Рабочего дня Косте не хватило, дописывал дома. Наконец, когда многочасовой труд был готов, возникло еще одно нелегкое препятствие — нужно было придумать заголовок. Костя придумывал и тут же браковал десятки вариантов. В конце концов он совершенно перестал мыслить высокими категориями, в отчаянии остановился на самом неудачном и затасканном до невозможности варианте заголовка: «Проводник культуры на селе». С этим лег спать. На другой день с бьющимся сердцем постучался в дощатую дверцу редакторского кабинета-закутка и как можно безразличнее выдавил: «Павел Иванович, тут я накропал материальчик. Помните, про киномеханика».
Редактор был человек тихий, незлобивый, как большинство мужчин, крайне обремененных заботами о многочисленном семействе. Работники редакции и типографии заглазно величали его просто Пис — по первым буквам фамилии, имени и отчества: Павел Иванович Соколов. Короче — Пис. Вооружившись толстым двухцветным карандашом, Пис мельком пробежал глазами по Костиному творчеству, затем, поразмыслив секунду-другую, синим концом карандаша перечеркнул добрую половину статьи.