— Насчет культа… это самое… поостерегись. Злоупотреблять терминами не советую.
— Да оно так и есть: большой культ маленькой личности! Соснов так и сыплет направо-налево выговорами. Там все говорят: обюрократился он, никого не признает, лечебная работа запущена, окружил себя подхалимами. Я же беседовал, врать не стану…
Редактор с сомнением посмотрел на литсотрудника и неопределенно хмыкнул. За все годы, которые он прожил в Атабаеве, ему не доводилось слышать о Соснове ничего плохого. Впрочем, кто его знает, главный врач больницы на людях показывается редко, ровно медведь в берлоге, живет в своем лесу. Больные, побывавшие у него, слышно, довольны им, похваливают, но им, больным, вера тоже половинная: редко который из них станет ругать лечащего врача. Разве что самый отчаянный, вконец потерявший надежду на здоровье. А остальные думают, дескать, сегодня скажешь о врачах недоброе слово, а завтра, глянь, прицепилась к тебе хворь, волей-неволей пойдешь к тем же врачам. Остерегаются… Врачей тут немного, не то что в городе. Там, если один не вылечил, можно постучаться к другому, третьему. А в Атабаеве все равно попадешь к одному и тому же…
Но тут раздумья редактора внезапно обожгла острая, как искра короткого замыкания, тревожная мысль: «Напечатаем материал, а если не подтвердится? Скандал в масштабе всего района, а может, даже шире! За все в ответе редактор. Ох, уж эта редакторская работа, не доведись ее знать кому другому…»
Пожалев самого себя, редактор Пис шумно вздохнул и без особого желания поднял с рогулин трубку телефона.
— Алло, станция? Девушка, соедините меня с кабинетом председателя исполкома. Да, да, райисполкома, с товарищем Урванцевым… Алло, Николай Васильевич? Здравствуйте, из редакции Соколов вас беспокоит… Тут у нас критический материал имеется, нашу районную больницу чехвостят. Острый сигнал. Хотелось бы посоветоваться… Может быть, найдете время, познакомитесь с материалом? Я пошлю его к вам с человеком…
В трубке что-то булькнуло, затем послышался голос Урванцева.
— Да ты что, редактор, первый год з-замужем? Кто из нас выпускает газету, ты или я? Сигнал поступил, проверили? Значит, надо печатать! Ну и что, если критикуют врачей? Учти, р-редактор, в нашем обществе никто не имеет им-мунитета против здоровой критики! Вот, вот, пусть там даже врачи и а-кадемики, понял? Н-ну, вот… А наши медики, они что, святые? Да, кстати, ко мне тоже поступили отдельные сигналы… да, да, как раз о райбольнице. Рас-спустились они там… ослабили контроль. Так что действуй на свое усмотрение. Да, да, действуй. Ну, пока…
Урванцев положил трубку. Насчет отдельных сигналов он был прав: звонок редактора напомнил ему о мимолетном разговоре с женой. Как-то раз, вернувшись с работы домой, он застал жену в постели в слезах. Он уже был привычен к тому, что жена день-деньской жалуется и стонет от неведомых головных, грудных, поясных и еще бог весть каких болей. И то, что к приходу мужа она валяется на растрепанной, свалявшейся постели, — ему тоже было не внове. Но на этот раз, по-видимому, с Марией Васильевной приключилось нечто более серьезное: лицо ее совсем опухло от слез.
— Машунчик, что с тобой? — в тревоге бросился к жене. — Вызвать врача на дом?
Мария Васильевна, слабо махнула рукой. Прерываемая собственными всхлипываниями и горестными вздохами, она с трудом смогла рассказать мужу про обиду, которую ей нанесли. Из не слишком связного рассказа жены Урванцев понял, что к ней на квартиру был вызван врач, оказавшаяся молоденькой, малоопытной, но уже вполне сформировавшейся нахалкой, которая вместо помощи словесно оскорбила Марию Васильевну и ушла, непозволительно громко хлопнув дверью. Далее из слов жены выходило, что в больнице для врачей никто не указ, они слишком возомнили о себе, есть там единственный стоющий врач — это Георгий Ильич Световидов.
— Ну, ну, Машунчик, хватит, прошу тебя, сама прекрасно понимаешь, что тебе волноваться нельзя. Противопоказано… А я завтра же организую комиссию по проверке работы больницы. Виновные будут наказаны… — успокоил Урванцев жену.
Но в текучке и сутолоке неотложных дел больница все больше отодвигалась на задний план. А тут вскоре наступила горячая уборочная пора, Атабаевский район попал в прорыв по хлебосдаче, районное начальство было вызвано на бюро обкома, где с них была снята изрядная толща стружки, кое-кто, в том числе и Урванцев, схлопотали по выговору с занесением, тогда больница и вовсе выпала с поля зрения председателя исполкома. И вот звонок редактора восстановил в его очень занятом мозгу нужные рефлекторные связи, и больница снова всплыла из таинственных лабиринтов на самую поверхность. Вот, вот, пусть-ка там газетчики займутся этой больницей. Стоит она как-то на отшибе от райцентра, возможно, там и в самом деле творится черт знает что такое. Статья в газете заставит их подтянуться. От здоровой критики никто пока в Атабаеве не умирал. Ходит же он сам с выговором, и ничего — работает. Выпадет свободный денек — лично и непосредственно поинтересуется делами районных эскулапов. Не доходят руки до всего — сплошь дела, дела…