Между тем Фаина металась из кухни в Томкину комнату, спешно приводила себя в порядок. Кое-как справившись с первым волнением, принялась наводить порядок на столе. Видя такое, мать стала помогать ей. Георгий Ильич, скрестив ноги, сидел на табурете, снисходительно поглядывая на суетящихся женщин. Ему льстило, что весь этот переполох вызван его приходом. Взгляд его остановился на ногах Фаины, он оценивающе подумал: «Хм, никогда не замечал, что ноги у нее такие… спортивного типа. Слишком выделяется икроножная мышца. Такие ноги не красят женщину. Не прима-балерина, нет… Лет через десяток-другой они у нее будут просто безобразными, как у матери… Дочка вся в матушку. Никуда от этого не уйдешь, не мы выбираем родителей. Наследственность, генетика… Хм, смешной анекдот рассказал сегодня предрайисполкома Урванцев: если, говорит, ребенок похож на отца — это по Дубинину, то бишь наследственность, а если похож на соседа — это по Лысенко, то бишь черт знает что… Смешно? Пожалуй, нет. И вообще черт бы побрал самого Урванцева: встретил на улице, затащил к себе на квартиру, заставил выпить четыре рюмки коньяка. Догоняет, пьянею… Интересно, где он достает коньяк, в Атабаево его вряд ли завозили за последние десять лет. А, начальство — им среди зимы достанут красный мак!.. Начальство… Черт, долго еще мне оставаться костылем для Соснова? Умный на его месте давно бы ушел, а глупый не догадается… Ну, ничего, долго ждали, еще немного потерпим. Время работает на терпеливых… А коньяк у Урванцева совсем неплохой, марочный какой-то. Живут же люди… Между прочим, жена у него фигуристая, упитанная. Чувствуется порода… Ч-черт, при желании с моей стороны она не стала бы строить из себя недотрогу. Дает понять, что хотела бы видеть во мне не только врача, но и друга. Какое у нее тугое, налитое тело, как она вздрагивает под рукой при пальпировании! Глуп ты, товарищ Урванцев, честное слово, глуп. Жена твоя так же здорова, как… Екатерина II. Ее надо заставить рожать, а ты… Черт, счастье твое, что стоишь надо мной, а не то… Впрочем, как сказано, жена Цезаря выше подозрений… И вожделений нижестоящих чинов… Хм, а коньяк действительно хорош, похоже, армянский… Чего это так долго возятся мать с дочкой? Впрочем, пожалуйста: я ваш гость, уважьте…»
— Георгий Ильич, говорят, в праздники выпить не грех, даже курица, и та пьет, — напряженно улыбаясь и силясь казаться веселой, Фаина разлила по чаркам вино. Георгий Ильич поднял голову, оглядел Фаину с ног до прически. Она успела одеть голубое, с мелкими желтыми цветочками шелковое платье с вырезом на груди и спине, нацепила белые бусы (она знала, что бусы ей идут), на ногах теперь у нее были белые остроносые туфли. На какое-то мгновение они встретились глазами, Георгий Ильич вскинул брови, словно говоря: «Ого, девочка, ты умеешь быть привлекательной, я вполне оцениваю твое старание». А на лице Фаины было написано: «Это для тебя. Хочу, чтобы я нравилась тебе. Ты ведь знаешь, я люблю тебя, только тебя. Хорошо, что ты пришел, я рада, вот увидишь, нам будет весело. Можешь не стесняться моей мамы — она у меня простая, славная…»
— Мама, садись с нами за стол… Георгий Ильич, дайте, я повешу ваш плащ на гвоздь. Вот так. А теперь придвиньтесь вместе со своей табуреткой ближе к столу. Сюда, сюда…
Георгий Ильич оказался между Фаиной и ее матерью. «Хм, положеньице, — иронически подумал он о себе, — вполне идиллическая картина: хирург Световидов в кругу своей семьи. Обратите внимание: одесную — жена, ошую — теща… Фу ты, какая чепуха! Начинает действовать урванцевский коньяк. Фаина — моя жена? Никаких дебатов, господа парламентарии, вопрос исключается… Поиграли в любовь, пора и честь знать. „Ничего не надо делать слишком долго“. Однако будем внимательны к добрым хозяйкам…»
— Георгий Ильич, мы… очень рады, что вы зашли к нам. Давайте, выпьем? — Фаина с мольбой смотрит на него, просто неприлично отказать. Георгий Ильич поднял чарку вровень с подбородком, кивнул Фаине.
— Не скрою, я сегодня уже выпил. Угостили превосходным коньяком. Ха-ха, в Атабаеве — и вдруг коньяк!.. Ну что ж, раз такое дело, давайте выпьем. Праздник есть праздник, неважно какой. Как говорят немцы, прозит. То бишь будьте здоровы.
Слегка чокнулся с Фаиной, поднес чарку к губам, сделал глоток и, вспомнив, извиняюще произнес «о, пардон» и прикоснулся уже неполной своей чаркой к рюмочке Вассы Степановны.
— Георгий Ильич, закусывайте. Чем богаты, тем и рады… Хотите, я отрежу вам кусок рыбного пирога?