Георгий Ильич прислушался, замедлил шаги. Со стороны клуба неслись торжественные волны гимна. В первое мгновение он удивился: «По какому поводу? А, скоро прозвучат залпы праздничного салюта. „Приказываю… В столице нашей Родины — Москве, в столицах союзных республик, а также городах-героях… двадцатью артиллерийскими залпами…“ Пожалуйста, хоть сто, тысячу залпов… Хо-хо, вы когда-нибудь слышали про Атабаево?»
Сойдя с тротуара, Световидов свернул в глухой, узенький проулочек. Остановившись возле одного из домов, огляделся по сторонам и, подтянувшись на носках, осторожно постучал пальцем в створку окна. Постоял, настороженно прислушиваясь. В доме все молчало. Тогда он постучался сильнее. За стеклом скрипнуло, послышались чьи-то осторожные шаги, в окне показалось бледное при лунном свете женское лицо. Вглядевшись в запоздалого гостя, женщина открыла створку.
— Господи, Георгий Ильич, чего это вы шатаетесь под чужими окнами? — еще не совсем придя в себя от сна, с изумлением спросила Лариса Михайловна. — Что-нибудь случилось в больнице? Ох, я так и знала, не дадут человеку отоспаться даже в праздники! Ну, заходите, только пожалуйста, не стучите ногами…
Она встретила его с зажженной лампой, в халате, поспешно накинутом на голые плечи.
— Садитесь, Георгий Ильич. Что там еще приключилось? Небось снова ночная операция? Но почему должна именно я…
Георгий Ильич устало погрузился в мягкое, обитое каким-то шершавым материалом, кресло, устало потер лоб.
— Сядьте вы тоже, Лариса Михайловна. И выкиньте из головы эту больницу, хотя бы до завтрашнего утра. Она стоит на своем месте, ничего с ней не случится. Я зашел к вам просто так. Захлестнула невыносимая скука. Не прогоните? Минуту назад я был готов поднять морду к луне и завыть по-волчьи. А, черт, раскис… А ведь сегодня такой день, положено веселиться в дым!
Лариса Михайловна продолжала стоять и с неподдельным удивлением вслушивалась в слова Световидова. Наконец, она что-то поняла и приглушенно рассмеялась.
— А-ах, Георгий Ильич, вы меня просто напугали! Вы сегодня какой-то… необычный, не похожи на себя. Посидите, я сейчас…
Она скрылась за белой марлевой занавеской. Георгий Ильич с интересом стал приглядываться к обстановке квартиры. Преображенская жила в пятистенном деревянном доме, принадлежащем семье атабаевского старожила-пенсионера. В большой половине жили сами хозяева, меньшую они сдавали по договору коммунальному отделу. За квартиру и свет Преображенской платила больница. Обстановка у зубного врача оказалась крайне скромной, она мало вязалась с тем, как Преображенская любила красиво, с шиком одеваться. Возле задней стены высилась голландская печь с приделанной к ней кирпичной плитой; в углу у входа — платяной шкаф, в другом углу, задернутом той же белой марлевой занавесью, угадывался умывальник. Дощатый стол, два-три стула и кресло, которое занимал сам Георгий Ильич, — вот и все. За шкафом поблескивала никелированная спинка кровати, Световидов заметил ее в последнюю очередь. «Негусто, Лариса!» — невесело усмехнулся он и тут же вспомнил, как Преображенская как-то в общем разговоре однажды заметила: «Не выношу переполненных коммунальных квартир, где на каждом шагу под ногами путаются перемазанные ребятишки, а их мамаши на кухне лаются между собой. Я ведь из так называемых женщин-одиночек, и для соседок стала бы лакомым кусочком для пересудов, сплетен… А под боком у степенного заслуженного пенсионера я живу спокойно!»
Прервав размышления Георгия Ильича, Преображенская появилась из-за занавеси с тарелкой и двумя вилками в руках.
— Георгий Ильич, уж если зашли, так снимите свой плащ, располагайтесь как дома. Не бойтесь, главному врачу об этом я не собираюсь докладывать! — коротко хохотнула Преображенская. Подошла к столу, шумно вздохнула: — Видите, в какой пещере я живу? Здесь и впрямь, — как вы говорите, впору завыть с тоски. Будь на моем месте ваш брат мужчина, он через месяц-другой запил бы горькую. А я, как видите, не жалею, не зову, не плачу…
На столе появилась темно-золотистая копченая рыба («Не думайте, не в Атабаеве куплена! Посылку получила.»), затем последовали соленые огурцы, тонко нарезанное холодное мясо. Покончив с этим, Лариса Михайловна сходила за шкаф, вернулась и лихо стукнула о стол донышком темной посудины.
— Не паникуйте, Георгий Ильич! Самая обыкновенная водка, аква вита. Вчера у меня был день рождения, приходили товаровед из потребсоюза Леля Медведева и этот парень из редакции, Краев. С Лелей у них роман, ну а я вроде свахи. Люблю молодежь: они глупенькие, зато с ними весело… А сегодня целый день, представляете — целый день! — сидела в квартире одна, и хоть бы одна душа ступила через порог! Даже захотелось плакать, оттого и рано легла… Так как же, Георгий Ильич, будем пить за вчерашний день или за сегодняшний праздник?