— Понял, Семен Петрович. Все будет сделано.
— Ну, раз поняли, хорошо! Всего доброго!
В трубке щелкнуло. Николай Васильевич подержал ее еще некоторое время возле уха, затем медленно опустил на рычажок. Рука сама потянулась в карман за носовым платком, и вдруг его словно обожгло, он торопливо выбрался из-за стола, в сильном волнении выбежал в приемную. Там уже было безлюдно, секретарша ушла, даже не предупредив его. Но сейчас Урванцеву было не до нее, он рывком раскрыл створки большого шкафа, куда складывали подшивки газет. Ага, вот она, атабаевская районная газета «Светлый путь». Сегодняшний номер Николай Васильевич мельком просмотрел дома за обедом, с пятого на десятое пробежал глазами статью о больнице. «Ишь ты, мудрецы, заголовок какой придумали! — со снисходительной усмешкой подумал он тогда. — Фокусники эти газетчики! Что касается больницы, так это ничего, не смертельно. Малость критикнули, зато злее будут на работу. Не сахарные, не растают…»
Теперь Николай Васильевич прямо-таки с дрожью в руках впился глазами в газетные строчки. Так, так… «а главный врач тов. Соснов не считается с коллективом, противопоставил ему свою личность… не находит нужным с кем-либо советоваться…» «Ох ты, редактор, дубовая твоя голова, я тебе сейчас покажу, с кем находить нужным советоваться, прежде чем тискать в газете такие статеечки! Я тебе разъясню, что я думаю о твоей личности!..»
Разъяренный Урванцев бегом кинулся обратно в кабинет, рванул телефонную трубку, едва не опрокинув со стола аппарат.
— Алло, станция! Станция, черт возьми, спите там!
— Алло, да, да? — отозвалась перепуганная телефонистка.
— Редакцию. Быстро! Алло, редакция? Кто? А-а, сам редактор. Долго работаете…
Урванцев с огромным усилием сдерживал клокотавшую в нем злость, старался придать голосу обычную ровность, но уже через минуту сорвался на крик:
— Послушай-ка, редактор! Ты чего там позволяешь себе пропускать в газету всякую, понимаешь, ерунду, а? Безобразие, превратил орган райкома и райисполкома в свою вотчину, что хочу, то и печатаю, так, что ли? Ах, не доходит, о чем речь? Статья о больнице, чья работа? С кем посоветовались, прежде чем напечатать? Безобразие!.. Что, что? Со мной консультировались? Брось, редактор, не вздумай со своей больной головы валить на здоровую. Не выйдет, в данном случае я тебе не щит, понял? Кто надоумил вас написать такое об Алексее Петровиче? Человеку, уважаемому во всем районе, в ближайшем времени исполняется шестьдесят лет, мы намечаем… представить его к высокой награде, а вы там фельетончики сочиняете? Самовольничать вздумали, а? Безобразие!..
Тяжело и прерывисто дыша, Урванцев на минуту умолк. Воспользовавшись этим, редактор на другом конце провода попытался было что-то возразить, но это еще больше взбесило председателя. Он нетерпеливо оборвал собеседника:
— Брось вилять хвостом, редактор: вы напакостили, а убирать за собой предоставляете другим? Не пройдет номер, редактор, понял? Не пройдёт! Кто писал эту статейку? Краев? Кто он такой — Краев? Литсотрудник? Если не понимает задач, стоящих перед советской печатью, гнать его надо из газеты! Да, да, гнать взашей! Разберитесь там сами, разыщите все концы, а завтра мне доложите. Да, лично. Сидите там, мясо себе… наращиваете!
Николай Васильевич, не глядя, отбросил телефонную трубку.
— О, черт дери! — в сердцах ударил он кулаком по письменному столу. — Изволь, товарищ Урванцев, убирать чужое дерьмо!.. Придется завтра съездить в эту проклятую больницу, извиниться перед старым докторишкой. Хотя… почему обязательно явочным порядком? Велика честь. Можно переговорить по телефону. Могут неправильно понять визит предисполкома в райбольницу… Ох ты, мать честная, не было печали, эти писаки накачали!
Урванцев мельком взглянул на часы. Было уже без четверти семь. После звонка междугородной станции прошло ровно полчаса. Всего лишь полчаса.
…Редактор газеты «Светлый путь» после разговора с Урванцевым вышел из-за своей перегородочки с убитым лицом. Пройдя на ослабевших ногах до конца коридорчика, плечом толкнул дверь. Здесь, в тесной комнатушке, сидел Костя Краев, он же К. Бигринский, часто заглядывая в потрепанный дорожный блокнот, что-то писал.
— В колхозе «Маяк» наклюнулся отличный материальчик, я его… — начал было он, но, подняв глаза, осекся на полуслове. Вид у редактора был до крайности болезненный.
— Угробил ты меня, Краев, — проговорил он тусклым голосом. — Зарезал без ножа, убил без топора… Подкосил своей статьей о больнице. Тебе-то что, ты еще молод, выкрутишься, обратно на дорогу выбьешься. А я, если из газеты попрут, куда денусь? Шестеро ребят, жена, теща, сам девятый. Эх, Краев, Краев…