Сердечная боль была сукой. Но это тоже пройдет. Клео крепко спала, когда я вернулась домой прошлой ночью. Я отправила ей сообщение с новостью и проснулась от шквала сообщений с поддержкой. Приятно иметь подругу, которая меня прикрывает.
В коттедже было тихо, когда я приехала чуть позже девяти. Тетя Сьюзен, видимо, решила выспаться. Снаружи проехала машина, но внутри коттедж казался другим миром, единственным в своем роде. Ни один светильник не был включен, но зимнее солнце заглядывало за края задернутых штор, превращая пространство в тени. Мой сон был беспокойным и полным плохих снов. Но, войдя в этот дом, я сгладила все неровности. Он успокаивал меня. Здесь меня любили и принимали.
Это было как раз то, что мне было нужно после того, как я проснулась от голосовой почты Аарона. Этот пьяный идиот позвонил чуть позже двух часов ночи. Он оставил бессвязную речь, предлагая мне шанс вернуться к его благосклонности, если я соглашусь на свободные отношения, и попрошу прощения за мой вчерашний гнев.
Еще чего, мать твою. Что за ребенок. Я бы не стала сомневаться в своем решении разорвать наши отношения. Тетя Сьюзен была права: он мне не нужен. Он никогда не относился ко мне как к особенной. Тяжелая правда, но факт, несмотря ни на что. Я потратила год впустую, ожидая, что этот придурок увидит мою ценность, в то время как мне следовало бы больше уважать себя. Забавно, что задним числом все всегда было чертовски очевидно. А под забавным я подразумеваю р-р-р.
Воздух в доме был густым от пыли и запаха лаванды. Тетя Сьюзен старалась поддерживать чистоту. Но из-за огромного количества вещей, которые у нее были, это было сложно. Рождественская елка стояла у камина, напоминая мне, что время идет, а я даже не начала ходить по магазинам. Что, черт возьми, случилось в этом году?
В гостиной со времени моего последнего визита выросла коллекция коробок для хранения вещей. Поскольку подвал, чердак и задняя спальня были заполнены до отказа, места здесь было в обрез. Можно сказать, что тетя Сьюзен была барахольщицей. И вы были бы правы. Ее нелюбовь к переменам отражалась в устаревших обоях с желтыми пятнами и ворсистом ковре, а также в оригинальной кухне и ванной комнате, оставшихся с давних времен. Мои бабушка и дедушка, которые владели домом до тети Сьюзен, придерживались схожих взглядов. Держаться за все, ничего не упускать. Это место было похоже на музей, посвященный потерянным и забытым вещам. Это не имело значения. Мне все равно здесь нравилось.
Я осторожно постучала в дверь спальни тети Сьюзен и толкнула ее. На кровати ничего не шевелилось. Не было слышно никаких звуков. Ни шуршания покрывала, ни скрипа матраса. Не было слышно даже тихого вдоха и выдоха ее дыхания. Что-то было не так. Непрошеная мысль пришла мне в голову, но я отбросила ее так сильно и быстро, как только могла. Я включила прикроватную лампу, и слабый свет отбрасывал длинные тени и освещал очертания ее тела под одеялом. Она была такой маленькой, что казалась почти ребенком. Ее глаза были закрыты, рука лежала рядом с ее лицом на подушке. Как будто она тянулась за чем-то, когда заснула.
Только она не спала.
Не знаю, как я догадалась. Наверное, потому что в коттедже было так тихо. Как будто он затаил дыхание. Как будто в трауре. Тетя Сьюзен любила занимать место, шуметь. Даже во сне она дышала ртом и храпела. Теперь она лежала здесь, маленькая и неподвижная. По крайней мере, выражение ее лица казалось спокойным. Я осторожно присела на край матраса и коснулась ее руки. Ее кожа была такой холодной. Должно быть, она была мертва уже несколько часов. Видеть ее в таком состоянии было странно. Как будто искра волшебства, оживившая ее, угасла. Но почему-то я не плакала и не кричала. Я просто сидела и держала ее за руку.
Горе облепило меня, как вторая кожа. Не было подходящих слов, чтобы описать потерю. Тяжесть ее отсутствия. Я была здесь, а она ушла, и все. Если бы я знала, что прошлая ночь была моей последней встречей с ней, я бы не стала тратить ее на стенания об Аароне, это уж точно. На ум приходило сто и одна вещь... то, о чем я должна была ее спросить. Истории о ней и ее жизни, которые я должна была выслушать. Теперь было слишком поздно. И это было сожаление, которое я буду носить в себе до конца жизни.
Я откинула волосы с ее лица и сказала:
— Я люблю тебя, тетя Сьюзен. Спасибо тебе за все.
Это было настолько близко, насколько я могла заставить себя попрощаться.
***
В тот день, когда мы хоронили тетю Сьюзен, был шторм. Погода Сиэтла в своем лучшем проявлении: ледяной ветер и сердитое, серое небо. Хотя к тому времени, как закончилась служба, выглянуло солнце, и озарило горы. Это было рождественское чудо.
Я никогда раньше не носила гроб и, надеюсь, никогда больше не придется. Но я решила нести ее гроб после всех тех лет, когда она носилась со мной. Внутри у меня было пусто и тихо. Как будто я потеряла слишком много и слишком быстро.
Но потеря тети Сьюзен не заставила меня скучать по Аарону. Не то чтобы он мог помочь с похоронами. Этот идиот, вероятно, поднял бы бровь на мой черный брючный костюм и спросил, действительно ли я считаю, что волосы, собранные в хвост, подходят для этого случая. Все те маленькие способы, с помощью которых он оскорблял меня, теперь казались такими очевидными. Любовь может сделать тебя таким дураком. Тетя Сьюзен была права.
Мы устроили поминки в баре неподалеку от ее дома. Она играла там в «Скраббл» каждый понедельник вечером с группой в течение многих лет, и у них была небольшая комната для частных мероприятий. На столике в углу стояла подборка фотографий, которые я выбрала. Тетя Сьюзен в младенчестве. Игра на пляже в детстве. Неудачная завивка и феерия из органзы на выпускном балу в 80-х...
— Привет, — сказала Клео, столкнувшись своим плечом с моим. — Как дела?
— Я в порядке. Спасибо, что пришла.
— Конечно.
Я сделала глоток пива и оглядела комнату.
Некоторые из друзей тети Сьюзен сидели вокруг стола с зажженными свечами в центре. Казалось, они тихо молились или напевали. Моя тетя была активна во многих местных группах, включая языческую. Хорошо, что здесь нашлось место для всех и их верований. Люди рассказывали о ней самые разные истории. Они заставляли меня смеяться и плакать. Похороны были такими странными. Странно стоять и болтать, выпивать в память о внезапном отсутствии стержня в нашей жизни. Но что еще мы могли сделать?