Посему мы с Машкой о бобрах забываем напрочь. Какие такие бобры? Не-е, шкура старая. Где добыта, не знаем. Добытчики кто? Да шут их знает. Дядьки с дальних краёв мимо проходили и, не назвавшись, в тайгу подались. Бобровую шкуру вообще в самом конце продаём, меньше ненужных вопросов услышим. А настойку уж Софа сама сбывать станет, она тут со многими знакома и представляет, кому этот товар по карману. Ко всему прочему, ложь прекрасно видит, вот ей и карты в руки.
Она считает, на торгу продадутся две-три бутылки, не более, там богатые люди нечасто бывают. Так что, если хотим всё сбагрить, нам предстоит поездка в Канск. Наверно, это даже кстати: ружьё купим, без него, чувствую, зимой хреново будет. Заодно и револьверчик какой-нибудь взять не помешает, появится защита от лихих людей и прочих неожиданностей.
Потом определились с ценой на шкурки. Их у нас много. При этом спрос на зимний мех в середине осени большой, его реально продать по максимуму. Соответственно, выручка ожидается немалая. Старшим по торговле назначили Машку, а я при ней так, подай-принеси. Снижение цены хорошим людям разрешается лишь под чутким руководством главного начальника – Софы.
Глава 4
К торгу приготовили два мешка пушнины и один со знахаркиными травками. Захватили также сушёных грибов, ну и пять бутылок бобровой струи. Наварили настойки от гнуса, аж четыре здоровых горшка. Я сшил под них из мешковины две авоськи, напоминающие ушастые целлофановые пакеты.
Встали почти ночью. Как сестрёнка высказалась: черти в кулачки ещё не били. Женская часть нашей компашки приоделась в новое и чистое, я отправился в повседневном: другого-то нет. Только недавно сшитые мокасины надел. Слегка перекусили, дверь палкой подпёрли и пошлёпали.
Вот что мне всегда нравилось в маленьких деревнях – и в той жизни у обеих моих бабушек, и тут, – так это отсутствие замков. Видят гости, палка к двери приставлена, значит, нет хозяев дома, принять некому. Сиди на завалинке, дожидайся их прихода или поворачивай туда, откуда пришёл. Кажется, здесь Сибирь, преступников сюда ссылают, бояться нужно, а люди спокойно живут.
И ладно бы так поступали одни бедные (что с них взять?), но и богатые семейства ведут себя подобным образом. Частенько для защиты от зверья вокруг дома огромный забор выстроен. На работы в поле народ уходит, последний же, самый шустрый, ворота и калитку на засов закрывает и, через забор перемахнув, вдогонку за всеми отправляется. И стоит с виду неприступная усадьба, а за забор заглянешь – дверь в дом по-прежнему палкой подпёрта.
Ну а если всё же влез кто в дом без спроса, то наказание от хозяев зависит. Умирал человек с голоду и взял необходимое – отпустят с богом, а поможет по хозяйству – и рады останутся. С забравшимися же из корысти разное случается. Своему, местному, наваляют звездюлей по самое не балуйся, вытрясут компенсацию за нанесённый ущерб и отпустят. С чужим же как сложится: могут в полицию сдать, а могут и под ближайшим дорожным кустом закопать. После звездюлей, разумеется. Как русскому человеку без них, тем более повод такой.
Софа заранее договорилась поехать на торг вместе со знакомыми из соседней деревни, но не из деревни Мишки и Машки. И, я считаю, правильно поступила, не хрен отчиму знать про наши коммерческие дела. Оставался шанс столкнуться с односельчанами на торгу, но тут уж как повезёт. Потёмки в лесу были ещё порядочные, и хоть хорошо я изучил все тропинки в округе, но, пока дошли, чуть ноги не переломал: слишком неудобно охапку мешков нести.
Деревенька сибирских старожилов, в которую мы пришли, небольшая, я насчитал всего восемь жилых домов. В нашей с Машкой, Софа говорила, дюжина. Соседние деревеньки у нас, считай, самые маленькие в районе: в этой пятьдесят два человека живёт, в той – семьдесят три. И это с детьми. Мне такое положение, естественно, выгодно, всё же меньше народа по лесу бродит. Вон за время охоты двоих грибников уже встретил.
Причём с первым, пацаном моих лет, столкнулся нос к носу, он тихонечко за деревом сидел, сразу и не заметишь. Меня узнал и по имени поприветствовал, а я, как дурак, встал столбом и сообразить ничего не мог. В голове, словно в зависшем компьютере, медленно перебирались варианты не подходящих в данной ситуации приветствий: адьёс, мучачос, бонджорно, чувак, здоровеньки булы, ас-саляму алейкум, и вам не хворать. Но наконец заклинившая в мозгу шестерёнка провернулась, я улыбнулся и просто сказал: «Здравствуй».