На шум в комнатку ворвалась встревоженная охрана. Сонный Афанасий Никитин выхватил саблю и начал пластать ею воздух, тоже выкрикивая: «Изыди, сатана!»
Я вжался в угол, ожидая, что вместо нечистого уйти с этого света придется как раз мне. Клинок два раза прошел в опасной близости от моей головы.
Постепенно все успокоились, начальник моей охраны убрал саблю в ножны. А я задумался о том, что с такими телохранителями – никаких убийц не надо. Сами случайно зарежут.
После быстрого завтрака рысью выехали с завода. Поднялась небольшая метель, но мы легко нашли дорогу, которую протоптала армия в снегу. Догнать полки удалось уже к обеду в районе Старого Арыша. Встал на взгорок, принял поклоны арьергарда.
– Худо дело… – мне навстречу выехали Перфильев с Мясниковым.
– Что случилось? – я обвел взглядом порядки. Четыре полка с красными знаменами – второй оренбургский, первый и второй заводские, ляшский. Плюс триста «арапчат» Павлония. Бредут отдельной толпой с алыми повязками на рукавах тулупов. Тридцать две пушки, включая семь мортир. Тоже все на месте. Наконец, конница Овчинникова с ним во главе. Три полка. В самом конце колонны шли три кибитки с медицинской службой. Там заправлял врач Кара Бальмонд. Из крайних саней мне рукой помахала Маша.
– Навроде все ладно, – я суммировал свои наблюдения Перфильеву с Мясниковым. – Померз кто ночью?
– Нет, – помотал головой Тимофей. – Все живы, здоровы. Ляха поймали. На шпионстве. Чеснова этого…
– Курча?
– Его.
Перфильев поправил саблю за поясом, добавил:
– Ты, царь-батюшка, повелел следить за ним. Мои ребята углядели, что он на ямской двор заехал. С получаса там провел. Мы потом ямщика тряхнули – письмецо в Москву лях написал циферью.
Афанасий Петрович передал мне серый лист измятой бумаги. На нем действительно шли рядами кривые цифры. На другой стороне было написан адрес. Лавка купца Сыромятникова на Арбате. Лично в руки.
– Где он? – я посмотрел на военачальников.
– Ямщик?
– Лях!
– В Старом Арыше стерегут… – вздохнул Перфильев. – В доме старосты. Ежели бы…
– Так вы его заарестовали? – я скрипнул зубами. Никакого понятия об оперативной работе.
– А что ж, ему стол накрыть? – удивился Афанасий Петрович. Мясников согласно кивнул. – А ежели он не токмо в Москву написал бы, а и в Казань також? Ждите, мол, ваш ампиратор Петр Федорович идет с полками, через день-два будет…
– Как будто они и так не знают!
Каждый день передовые разъезды имели стычки с правительственными пикетами. Перестрелки, конные сшибки.
– Так, – я покрутил письмо в руках, – ляхов раскидать по другим полкам. На их место офицеров из бывших барей. Это на тебе, Тимофей. А ты, Афанасий Петрович, повели стеречь Курча крепко. Как разберусь с Казанью – узнаем, что за фрукт сей.
– Чего ждать? На дыбу подвесим, кнутом по спине пройдемся… Споет соловьем.
– Кнутом можно. Но лучше лаской.
– Со шпиком лаской? – военачальники посмотрели на меня как на умалишенного.
– Да, господа казаки. Вести следствие пыткой можно, но под кнутом Курч может оговорить кого невиновного, выдумать чего лишнего – проверяй потом, время трать… Лепше, когда такой человечек сам, искренне всхочет вести дела с нами.
– Ага, жди от него…
От бригадира и полковника так и несло скептицизмом.
Вопрос о необходимости преградить скопищам Пугачева дорогу к Казани поднимался и раньше. Это была любимая мысль честолюбивого генерала Александра Ильича Бибикова, недавно прибывшего в столицу губернии. С его приездом начали подходить и подкрепления. Два карабинерских полка, три гусарских и один кирасирский.
На последнем совещании в губернаторском доме по этому поводу вышел жестокий спор между стариком фон Брантом, главой Казани, и генералом.
– Государь мой, – заявил Бибиков, кусая губы, – я почитаю позорным то обстоятельство, что местные власти не задавили до сих пор все движение. Слава российского оружия омрачается успехами мятежников. Доблестные войска императрицы Екатерины прославили себя в сражениях с таким неприятелем, как турки, коих янычарская пехота до сих пор почиталась непобедимой. Тактика Петра Первого, которую применяли и после него наши славные полководцы Миних, Румянцев и другие, состоит не в обороне от неприятеля, а в нападении на такового!
Но фон Брант лишь кривил рот, прихлебывая кофий, что подавали собранию три лакея.
– Я сам в молодости имел счастье служить под начальством графа Миниха, – заявил он, – и участвовал в его походе на Крым, но война с врагом внешним отнюдь не сходна с действиями против мятежников.