Со вчерашнего новогоднего вечера в действие вступил святой флотский закон — «всё пропьём, но флот не опозорим…». А так, как всё хорошее имеет привычку рано или поздно заканчиваться, то и двухсотлитровая бочка спирта, честно утопленная при погрузке на подводную лодку, а потом поднятая на борт водолазами Кривовым и Выговским, отдав последнюю живительную влагу, мирно закончила своё существование в глубинах Средиземного моря, в этот новогодний праздник.
Спирт был допит, и в шхере повисла тишина, было только слышны падающие с подволока капли воды и приглушенные стоны кому-то отдающейся любвеобильной Инки.
— Надо что-то делать, — глубокомысленно изрёк Дед Мороз Митя Матенков чухая свою лысину.
— Надо, надо, — повторил за ним весь дружный коллектив шлангующих годков и все выжидательно уставились на Лёву.
— Надо подумать, — произнёс задумчиво Лёва потягивая из плафона самодельный коктейль, состоящий из Свежести и Огуречного лосьона.
— Да что там думать!? — подорвавшись, как ошпаренный вдруг закричал Митя Матенков и исчез в глубине бесконечных коридоров.
Через некоторое время послышался отдалённый гул лифта, спускающегося в недра корабля.
— Куда это он? — удивлённо спросил Юра Дяченко, списанный с ПээМки вместо дизбатана на «Дрезино» — за избиение ворюги салабона. И сам себе тут же ответил. — Наверное, в хранилище за спиртом.
— Да куда ему одному притащить бочку, — возразил Вася Бакин главный старшина боцкоманды, тоже списанный годок с ПээМки. — Не допрёт, не сможет, — но увидев катящего по палубе бочку Митю Матенкова, поправился, — Бля буду бджелы, смог.
— Там в лифте ещё пять бочек — идите, заберите, — отпыхнулся перегаром Матенков.
В шхере, над головами годков, осязаемо повис вопрос: «Ну и что с ними делать?»
3
По кораблю ещё долго ходил слух, что когда подбуханный замполит БЧ-5, атеист и коммунист, кап три Бухалин увидел ночью в Новогоднюю ночь, на шкафуте, в свете месяца голую барышню, принялся неистово креститься, а когда она ему ещё и предложила сделать минет за недорого, он с криком: «Чур меня, чур меня» -закрылся у себя в каюте и ушел на два дня в запой. Капитан-медик его еле-еле привёл в чувство.
Потом на исповеди, замполит БЧ-5, атеист и коммунист, кап. 3 Бухалин, по большому секрету рассказывал священнику, что сирены и русалки в природе всё-таки существуют.
Батюшка ему конечно охотно верил. Так же как и врач, психиатр, который излечивал его антабусом в Севастопольском госпитале от белой гарячки.
Ну, а пока замполит, самоустранившись от своих прямых обязанностей, бухал — закрывшись у себя в каюте.
Упашкин же был вызван к старшему помощнику командира корабля кап 2 ранга Удрикову на ковёр.
— А скажи-ка мне товарищ лейтенант, — начал разнос старпом, — где твои моряки? Почему никого не видать на палубе, за работой? Или ты уже с утра пораньше забил болт на службу? Не рановато ли?
— Да, как Вы, смеете разговаривать со мной в таком тоне? — взвизгнул Упашкин. — Я офицер Советского флота. Да я Вас на дуэль, на пистолетах, на шкафуте, с десяти шагов, до первой крови… — продолжал нести околесицу и катить бочку на морского волка, бывший курсант, пару месяцев назад, как получивший погоны лейтенанта.
— Ннн-да, — выслушав лейтенанта, старпом поморщился, как от приступа геморроя, — принесла тебя нелёгкая на мою голову, ну да ладно будем устранять пробелы в твоём воспитании. Запомни первое салага — сейчас ты никто — ноль. Второе я здесь твой командир, а командир всегда прав, и самое главное, если не хочешь служить на этом корабле по возвращению на базу, подашь рапорт о списании с корабля. Ну, а пока, товарищ лейтенант, приступайте к своим прямым обязанностям — воспитывайте на личном примере своих подчинённых. Плохих моряков нет — есть плохие командиры, не умеющие или не желающие их воспитывать. Ну, а пока… Равняйсь. Смирно. Кругом. Шагом марш. Ать два. Я тебе покажу дуэль на мясорубках. Салабон.