— Заканчивай, Вася, их мордовать, идём завтракать, — показывая тому коньяк, позвал его Давыдов.
— Не могу. Мне надо немного побыть на свежем воздухе после запоя, да и служба превыше всего, — отказался Мазихин и пнув лежавшего в луже ближе к нему Каплина ногой, заорал. — Угроза ядерной атаки, взрыв справа… Ваши действия военные!?
— Окапываемся…
— Так окапывайтесь, грёбанные караси, окоп в полный профиль. Минута на всё. Время пошло!!
Судорожно зачерпывая руками студёную осеннюю жижу, проштрафившиеся матросы начали окапываться. И тут внимание главстаршины Давыдова привлекла стоящая за забором с ребёнком, молодая женщина, он узнал в ней жену начштаба дивизии, которая увидев это действо, стала громко смеяться. Отсмеявшись она спросила:
— А можете нам устроит парад-алле слоников? Ну, пожалуйста. Очень, очень просим, — стала просить она у Мазихина.
— Без проблем, — ответил Давыдов за Мазихина. — Отставить окапываться. Слушать всем меня. Учебный отряд, через минуту построение на плацу. Форма одежды: голый торс, шапка, комсомольский значок и противогаз. Время пошло!
Через минуту команда полуобнаженных молодых матросов в шапках с противогазами выстроилась на плацу.
— Равняйсь. Смирно. Слууушай мою комааанду! Газы. Одеть противогазы. Строевыыыым… шаааагом… арш. И раз, и раз, и раз, два, три… И носок, носок мне тянуть… вашу мать, солобоны грёбанные. Я вас научу, как надо Родину любить. И раз, и раз, два, три…
А за забором ухахатывалась разбитная бабёнка, жена офицера. Ну, скучно им иногда бывало со службы мужа ждать. А так всё развлечение. Да и у самих матросиков время быстрее идёт и тоже развлекаются — будет, что вспомнить на гражданке.
И закончился день. Свечерело. Ветер с норд-норд-веста, завыв дико в клюзах, пройдясь по шпигатам — пригнал тяжёлые свинцовые тучи и вода в районе Угольной стенки, покрывшись грязно-белыми барашками, пошла крутыми волнами. Со дна бухты поднялся весь мусор. Ржавый корпус ПКЗ, на борту которой в Александрии был морг, застонал и стал судорожно биться о резиновые кранцы. Погода портилась. Ожидался шторм. Идти в дождливую погоду в город в самоволку было незачем. Годки решили гулять на плавказарме, благо лейтенант уже давно ушёл домой, а на борт подняли двух хорей — учащихся швейного техникума, которые готовы были отсасывать даже у памятника Нахимова. Коньяк Залупашкина было решено не трогать, Каплин с Зайцем отволокли на улицу Ревякина тушенку и затарились там же шестью грелками с самогоном. До утра должно было хватить. Самих же их поставили нести вахту у трапа. И предупредили, что если кто из посторонних проникнет ночью на корабль… Короче, сразу шкертуйтесь салабоны.
Баки с пойлом и жратвой накрыли в пустующем кубрике. Очень удобно. Напился — прилёг на коечку отдохнуть и заодно хоря трахнул — проверенный походный вариант. Первый тост подняли за тех кто в море. Второй за приказ. Ну, а третий конечно же за женщин и любовь, благо они были рядом. Немного правда потасканные и пьяные, но кто и когда на это на службе обращал внимание, особенно тогда, когда почти три года спишь с дунькой-кулаковой?
У проклятых янки, в шестом американском флоте, были походные бордели, которые доставляли к ним путан даже в Средиземку или в любое другое море. И в морском походе их моряки бывали не дольше четырёх месяцев. А наших советских моряков могли загнать на боевую службу на год, а подводников и на два. Да ещё и оставить без воды. Потому, как в опреснителе все медные трубки были давно проданы за границей. Говорят, что пить забортную воду нельзя. Вранье — в малом количества можно, особенно, если она из Балтийского моря. Автор этого рассказа две недели её пил. А в Африке пили солёную воду из озера Руар, в ней же купались и стирались. Куб пресной воды там стоил больше ста золотых рублей. Воду не купили. Кто-то сэкономил и наварился. Всё по-честному — чтобы служба раем не казалась. Хорошо, что в трубопроводе трюмные просверлили отверстия и могли иногда сливать немного пресной воды с системы, что шла на офицерскую палубу. Там тоже была введена экономия, но не такая, как у матросов. Офицеры — новая элита советского флота, им нельзя было купаться в солёной воде, могли подцепить заразу. Матросы болели. И до сих пор врачи не могут, установит точный диагноз у ветеранов флотских парней, чем их наградила Африка.
Воды пресной в изобилии нет, инфекция и болезни, денег не платят, еда — гнилые сухари, сухая картошка, тухлое мясо, вдобавок ко всему этому — годковщина, ещё и бабы отсутствуют (дунька кулакова не в счёт) — таковы были суровые реалии советской военно-морской службы. И вдруг, матроса списывают с корабля, и наступает праздник души. Вина, самогона и жратвы валом и присутствует на этом празднике жизни, даже бабец — полный трындец. Поставил эдакого хоря, королеву Минки, рачком… и по самые гланды или помидоры (кому, что нравиться), со смаком, до самой глубины мозга кости. Чтобы почувствовала тварь, разницу между штатским и военным моряком.
И они её чувствовали — орали так в экстазе, что пилерсы в кубрике начинали гнуться. Но на это внимания не обращали — команда пила и веселилась. Благо и погода позволяла и запасы кладовочки лейтенанта Залупашкина. Правду говорят, что сколько водки не бери, всё равно второй раз за ней придётся бежать. Самогон через пару часов закончился и Каплину пришлось второй раз идти за самогоном. А пока его не было решили расслабиться и устроить салабонам годковскую забаву — взлёт-посадку.
Рёв сирены боевой тревоги разорвал ночной покой плавказармы. И очумелые ото сна молодые матросы, слетая с двухэтажных коек, пытались одеться и уложиться в отведенный норматив, который устанавливал Вася Мазихин своей горящей спичкой, которая горела ровно сорок пять секунд. Никто, конечно, не успевал и, снова раздевшись, молодые матросы взлетали на свои коечки. Вася Мазихин опять зажигал спичку, и представление начиналось по новой.
Наскучив играть во взлёт-посадку, годки начали играть в другую игру — заделывание не существующей пробоины в противогазах и костюмах химзащиты. Очень интересная и забавная игра, особенно где-нибудь в тропиках при +50°, вторая по интеллектуальному развитию после перетягивания каната. И пока одна часть молодых матросов, умственно развиваясь, таскала брусья и пластыри, заделывая несуществующие пробоины, вторая часть команды, на верхней палубе под дождём (за неимением каната) перетягивала пожарный шланг. Шлаговали. Третьи, по форме шесть, развлекали полуголых барышень — шагая на месте, они пели песню о штормовых морях, в которых поёт голубая волна.
Золотые якоря за плечами горят,
Ветер ленты матросские вьет.
А про нас говорят штормовые ветра
И волна голубая поет.
А про нас говорят штормовые ветра
И волна голубая поет.
Расчувствованные барышни-бакланки вешались им на шею и размазывая по своим лицам пьяные слёзы и сопли, обещали им их всех непременно дождаться… Было очень весело. Можно было отправлять их на конкурс самодеятельного творчества народов флота. Но, готовили на ПКЗ за два месяца не самодеятельных артистов, а матросов — защитников своей Родины, и не где-нибудь, а на боевой службе за границей. Как с таким багажом знаний можно служить — не понятно. Но и тем не менее служили. Некоторые, правда, погибали, но кто их там считал. Тем более, что никто никого официально никуда не посылал.
Развлечения закончились с приходом кладовщика-снабженца Каклина. Он принёс ещё четыре грелки самогона и все разбрелись по кораблю. Салаги в свои кубрики спать, годки в шхеру добухивать. Заяц под паёлы, писать донос.
На востоке заалела полоса света. Солнце красно по утру, моряку не по нутру. Светало.
На флаааг и гююююйс… смирнаааа!!! Флаааг и гююс… поднять!!
Подъём флага — это всегда красиво.