Что ей ответил любовник, Василий Иванович слушать не стал, а вернувшись в спальню, он подселился в спящего банкира. Сев на кровати он проверил, как функционирует его новое тело. Болела печень, скрипели суставы, но в принципе на сутки его должно было хватить. Подключившись к нейронам памяти своего нового тела, он определил место где находиться сейф и ключи от него. Открыв сейф он достал из него всю валюту, лежавший там пистолет с глушителем и мурлыча под нос вульгарный мотивчик песенки о мире, который должен встать проклятьем заклеймённым, не торопясь навинтил на ствол глушитель и пошёл к спальне, где воркующие голубки сговаривались, как лучше отправить на тот свет банкира. Он мог, конечно, не вмешиваться в эти дела, но Василий Иванович, несмотря на свои загулы, был порядочным инопланетным существом и органически не переваривал блудливых жён, тем более замышляющих убийство своих мужей.
Подойдя к двери, он передёрнул затвор пистолета «Стечкина», посылая патрон в патронник и открыв дверь, спокойно выпусти всю обойму в так ничего и не понявших голубков. Пистолет, выбросив последнюю гильзу, сухо щёлкнул затвором, давая понять, что дело сделано качественно и на совесть. Осмотрев комнату и, подняв стоящий возле стола дипломат с крокодильей кожи, вышел из дома во двор. Подскочившему к нему дежурному водителю он приказал выгнать с гаража машину, а охраннику открыть ворота. Проверив наличие своих документов и набитый валютой дипломат, он сел в подъехавшую машину и приказал ехать в Киев. Выехав с посёлка и подъехав к месту, где его ждала машина, Василий Иванович отпустил свою машину, и пересев к военному спросил:
— Ну, что пялишься не узнал? Не бзди, братишка, свои. Заводи лайбу и погнали отсюда. Здесь скоро будет жарко.
— Иваныч, ты что ли? Ну, ты бля даёшь! А ты кто сейчас?
— Ты на дорогу внимательно смотри, нам сейчас авария ни к чему. А кто я, мы сейчас посмотрим, — и, открыв своё портмоне, стал просматривать документы. — Ни хрена себе пельмень, — кончив их просматривать, сказал он. — Я сейчас разгуливаю в теле президента наблюдательного совета коммерческого банка. Ну и неудобное же я тебе должен сказать тело и как он с ним живёт. Остановись братишка, выйди, покури — я перевоплощусь обратно в своё тело.
И пока военный курил, Василий Иванович, покинул немощное старческое тело и вселился в своё, проверенное годами странствий и приключений тело, до того лежавшее на заднем сиденье. Он проверил свои физические данные и подключившись к нейронам своего мозга — всё функционировало отлично, можно было чудить дальше.
— Ну, что там, Иваныч, всё в порядке, можно ехать? — спросил докуривший свою сигарету военный.
— Да в порядке поехали. Этого борова — показывая на тело банкира, сказал Василий Иванович — возьмём с собой. Есть у меня к нему разговор, да и заложник нам не помешает. А то я смотрю, у вас не сильно шибко разбираются в законе — стреляют все кому не лень.
— Как скажешь, Иваныч, ты здесь босс.
— Босс, кто такой — почему не знаю?
— Да главный, который всё за всех решает и выплачивает зарплату, не забывая популярно объяснять своим подчинённым, что они без него не проживут и ничего ни в мире, ни в обществе не значат, ну, в общем, придурки.
— Что-то типа президента?
— Во-во, в точку ты, Иваныч, сказал. Правда до президента, как и до бога далеко и высоко, а босс он всегда рядом и если его прогневить, то можно остаться и без зарплаты, — ответил военный аккуратно загоняя машину во двор дома.- Понятно?
— Да чего уж тут не понятней — прав тот у кого больше прав. А права я так понимаю дают бабки и у кого их больше тот и босс. Кстати о бабках, вытаскивай этого борова из машины.
— Момент, — ответил военный и со всей силы ударил носком берца по коленной чашечке мирно спящего банкира. Паскудный удар, о котором стараются редко упоминать мастера единоборств, но часто применяют спецназовцы, если надо кого-то привести в чувства или вывести из них
Вот и сейчас: банкир от полученного удара взвыл, и попытался вскочить на ноги, но ударившись о потолок машины, снова упал на сиденье и завыл от боли, постепенно приходя в сознание.
— Добрый ты, — увидев это хмыкнул Василий Иванович,
— Ну не в дёсна же его целовать?