2
Лёва проснулся от прикосновения к горлу чего-то холодного. Он открыл глаза. В комнате было темно. Его руки занемели и болели. Пытаясь ими пошевелить — он к своему ужасу обнаружил, что они связаны у него за спиной. Проглотив ком стоящий в горле, он прохрипел:
— Есть кто живой?
— Очнулся, хохол. Лежи смирно, а то пристрелю, как бешеного пса, — услышал Лёва голос своего бывшего сослуживца. Пистолетный ствол, плотно прижатый к горлу, недвусмысленно давал понять, что тот не шутит. — Извини хохол — дружба дружбой, а табачок врозь. Сейчас приедет Бухалин со своей командой — заберёт тебя к себе в подвал и привет…
— А ты получишь свои тридцать сребреников? — не удержался от сарказма Лёва.
— Больше, гораздо больше. Считай сам, — стал хвастаться его бывший сослуживец, — все твои деньги — это раз, денежное вознаграждение от самообороны — это два, ну и соответственно выплата от Бухалина — это три. Сечешь, как мне пофартило?
— Зачем тебе это? Ведь я же тебе давал больше денег и шанс вернуть свой дом?
— Когда? В далёком будущем? Так до него ещё дожить надо. Не захотел ты вчера мочить Бухалина? Не захотел. А замочил бы и всё бы по-другому вытанцевалось. Может и ты бы жив остался. Хотя нет. Всё равно пришлось бы тебя мочить.
— Что так? — не удержался от вопроса Лёва.
— Да уж так твоя карта лягла, морда ты хохляцкая. Сидел бы в своей Украине не дёргаясь и я бы сейчас спал спокойно. Так нет же всё вам неймётся, всё шастаете сюда, смущаете народ, своими баксами и утопической мечтой о возвращении Крыма Украине. Я назад не вернусь!
— Самое смешное, что ты прав. Да я действительно хохол. В переводе с тюрского — это сын солнца. Но я здесь, сейчас не представляю интересы Украины, у меня несколько другая миссия. Так что мне глубоко безразличны: и Крым, и твоя жизненная позиция. Хотя — из чувства любопытства: Почему не вернёшься?
— Потому что и стыдно и страшно. Для меня Украина умерла навсегда!
Неожиданно вспыхнувший свет, больно резанул по глазам. Послышались шаги и в комнату ввалились сначала два шкафообразных амбала и уже вслед за ними вкатился колобком знакомый Лёве человек, ниже среднего роста: « Политрук Бухалин, он сука» — узнал его Лёва.
Политрук осмотрел по-хозяйски комнатушку, поморщился, но увидев Лёву — расцвёл от радости, как будто встретил отца родного:
— Ну, здравствуй, Давыдов. Как дела? Давненько мы с тобой не виделись. Сколько лет пятнадцать?
— Пошёл в жопу, — как можно дипломатичнее ответил политруку Лёва. — Я этой встречи не искал, и за тобой не соскучился.
— А ты всё такой же герой — нисколько не обидевшись на грубость, ответил политрук. — Как я понимаю, отвечать на мои вопросы ты не будешь?
— А ты своего стукачка, расспроси. Я ему вчера всё рассказал. Да заодно узнай, куда он девал мои деньги? — кивнул Лёва на сидевшего по стойке смирно дворника-предателя.
— Расспросим, обо всём расспросим. Не переживай дружочек, — и кивнув своим телохранителям, приказал. — Выведите его и хорошенечко обо всём поспрашайте. Церемониться особо не надо.
Один из телохранителей подошёл к дворнику и положив свою ладонь ему на голову поднял его за волосы, второй же рукой врезав по спине. Дворник отправился в полёт. Открыв входную дверь, своей головой, он вылетел на улицу:
— За что ваше благородие? За что? Я ведь всё сказал и деньги все вернул! — ещё некоторое время со двора доносились его крики, но и они потом замолкли.
— Готов, — приоткрыв двери доложил Бухалину телохранитель.
— В море, — коротко отдал команду политрук Бухалин. Потом, повернувшись к Лёве, спросил. — Ну, так как будем разговаривать товарищ мичман или сразу в море?
— Ты и звание помнишь?
— Ничего не поделаешь. Служба такая. Ну, так как?
— Будем, конечно. Спрашивай.
— Вопрос один: На кой ляд твоим заказчикам сдалась та валяющаяся на дне ржавая посудина? Им что деньги девать некуда? Кстати, сколько они обещали заплатить в случае успеха? Только не врать.
— Обещали заплатить миллион баксов, но как я думаю там намного больше лежит. Скорее всего — скифское золото, пропавшее во время войны с Керченского музея.
Лёва кончил говорить и внимательно посмотрел на выражение лица политрука. Насколько он знал этого жлоба, приманка должна была сработать. Политрук сидел, молча, закрыв глаза, видимо, что-то в уме просчитывая. Через некоторое время — приняв какое-то решение, он открыл глаза и сказал: