Но и, тем не менее, дизелёк 3Д12, за трое суток мы отремонтировали. Чтобы экономить время спали там же в лодке, на натянутых между торпедными аппаратами гамаках.
После ремонта, вечером, я стоял, на юте своей родной ПМ-9 и облокотившись о фальшборт ждал своей очереди на окурок, который мы курили по очереди. Подошедший незнакомый капитан третьего ранга выложил на бак, стоящий здесь же на юте, консервы, сигареты и несколько бутылок вина.
— От наших маслопупов, — сказал он и добавил, обращаясь ко мне, — а я думал, что на лодке мы друг, другу морды всё же понабиваем.
Узнать в щеголе офицере подводнике, командира БЧ-5, промасленного маслопупа из-под паёл, было не очень просто.
Не форма красит человека, а человек форму. На нашем мичмане Шепеле щегольская морская форма сидела, как на мешке с дерьмом. Восьми пудовому мичману никак не удавалось украсить формой свою фигуру, так же как и умом, своё внутреннее содержание. Ветераны флота писали в социальных сетях, что он сгорел по пьянке от окурка. Дерьмо — не тонет.
В винных бутылках, принесённых офицером подводником, оказался спирт, по-нашему шило. Который он с нами и употребил. Мы оказались очень способными учениками, ему и особо стараться не пришлось, обучая нас, его пить.
Попав в начале восьмидесятых к буровикам, на остров Нефтяные Камни, мне пришлось лечить ангину, полученную от зимней рыбалки, полоская горло спиртом. Процедура я Вам должен сказать очень неприятная, но действенная, лет двадцать за ангину я не вспоминал.
А тогда вернувшись в Донузлав, в конце весны, с боевой службы мы окунулись в маковый степной океан. И как тогда сказал, мой годок одессит Толя Лосев:
— Я имею сильно сказать, потому, как хочется. И поэтому я скажу не сильно громко, но таки с большим душевным чувством. Да чтобы мы всегда так жили, как живём сейчас. И хай повыздыхают все наши вороги!
Красиво сказал, что красиво-то красиво. Был бы я писателем, я бы его слова вставил, в свою книгу. А пока — какой шикарный вид, открывался с юта нашего корабля — его не надо было нюхать, его надо было видеть — это было необъяснимо красивое и великолепное зрелище — цветущая в мае крымская степь.
2
На флоте в своей массе, мичмана на боевых кораблях, честно тянут служебную лямку и пользуются заслуженным уважением всего личного состава корабля. Но как в любой семье есть свой урод, так и во флотском экипаже попадаются свои гниды — сундуки, рассматривающие свою службу на флоте, как способ проявить свои командно-садистские наклонности и попутно разбогатеть, занимаясь ченчем; на боевой службе. Особенно эта страсть к обогащению проявилось у них в девяностые года, когда появилась возможность разворовывать свои же корабли.
С тем сундуком с экипажа, Лёва столкнулся через два года, когда его после второй боевой службы, вместо заслуженного отпуска, списали на на ПМ-24. Та «коломбина» шла доковаться в Болгарию. И как обычно, заведено перед морским походом, его с несколькими матросами кинули на береговую базу работать — загружать продовольствие на корабль. Старшим в той команде и был тот мичман Савельев, не узнавший Лёву. Если бы узнал, всё могло пойти совсем по-другому. Но не пошло.
Хитрожопый мичман воспользовался этим случаем, как поводом посетить свою шлюху, жену товарища по службе, который был в это время в морях. Он ушел, оставив матросов одних. Сказать, что Лёва, ставший к тому времени уже подгодком, как быдло таскал мешки с картошкой, пока мичман пердолил свою шлюху, значит вести вас, уважаемый читатель, в заблуждение.
Продав несколько мешков с картошкой, бабушке с улицы Ревякина и затарившись у неё же домашним вином, Лёва со своим годком Саркисяном, отправился в загул.
Помните — всё пропьём, но флот не опозорим? Это был именно тот случай. Им правда пытался помешать майор, командир береговой базы, но что мог сделать тыловой офицер — майор, пришедшим с боевой службы подгодкам, которые больше года не дышали пьянящим воздухом Родины, не держали на Минке, за ляшки блудливых офицерских жён и не пили самопальное вино? Разве, что вызвать патруль, который их и нашёл через сутки в экипаже, где загулявшие матросы, допивали со своими земляками, одеколон.