Ошарашенное этим зрелищем утреннее светило забрало из загаженной комнаты, свои лучи и убралось от греха подальше. Интуиция, выработанная многовековым опытом общения с двуногими млекопитающими, его не подвела. Дверь неожиданно скрипнула, и в комнату ворвались два человека:
— Где эта сука, которая тебя продинамила, показывай, брат, — заорал заросший по самые глаза амбал. — А, это кто? — и с этими словами он вырвал у Гапона из рук деньги, а чтобы тот не сильно возбухал вырубил его ударом ноги в висок.
Гапон подпрыгнул вверх и там сдувшись, съехал со стула на пол, пару раз дернулся и затих на заплёванном полу.
— Кажется готов, — проверив пульс, сказал второй незваный гость. — Что будем делать?
— Что будем делать!? Что будем делать!? Меньше по шлюхам надо было вчера лазить. Сам напорол косяков, сам и расхлёбывай.
— Да кто же знал, что эта сука нальёт клофелина и продинамит. Говорила, что всё будет чинно, мирно, благородно.
— Ты что полный дебил? Где ты видел благородных шлюх?
Его собеседник, ничего не успел ответить. Под столом раздался стон. По-видимому, налётчик ошибся, и Гапон остался жив.
— Ну, слава тебе господи, жив гнида. Забираем водку, бабки и сваливаем, — сказал амбал и врезав ещё раз Гапону по зубам, они покинули убогую лачугу. Оставив обосанного Гапона скорбеть, о потерянном благополучии и шикарной жизни.
Обладающий большим запасом живучести, скорбел Гапон недолго; дождавшись пробуждения своей бывшей жены, он в надежде узнать технику её быстрого обогащения, предстал перед ней на коленях и выпросив у неё прощение, попросил у неё снова руку и сердце с местом в квартире. Они так красиво зажили, что квартиру они вскорости продали за гроши и на волне эйфории за «Крым наш», отправились туда жить.
В Крыму Гапон вступил в местную самооборону и на правах ветерана, оформил себе удостоверение участника боевых действий, и отжав, у дальних родственников так вовремя умершего пенсионера, дом, занялся с женой самогоноварением и сутенёрством. Так что крымчане и приезжие отдыхающие, сейчас получают от них грамотно поставленное кидалово и «динамо», по всем правилам тактики и стратегии. То к чему они все так горячо стремились.
Хоть камни с неба.
ЗА ЧТО ВОЮЕМ, ПАЦАНЫ?
Дядька Михайло, ещё не старый, но уже убелённый на висках мужчина, услышав стук в двери — выматерился, спустил ноги с кровати, включил свой фонарик, бурча и покряхтывая: «Кого там черти в полночь принесли?», — пошел во двор впускать незваных гостей.
Поступок, по этим неспокойным временам, поистине героический, но дядька Михайло ничего героического в своём поступке не видел. Жил он на берегу озера, на опушке в глубине небольшой рощи и как егерь, он знал всех в своей округе — кто, как и чем дышит. Правда, с началом боевых действием появилось много пришлого лихого народца, но и это его не пугало. Дом его служил прифронтовым притоном, для всех желающих не дорого выпить и закусить, в любое время суток. Часто-густо бывало, что в соседних комнатах, гулеванили и российские наёмники и украинские воины, нисколько не переживая по этому поводу. В притоне царил негласный закон донецкого нейтралитета. Хозяина — это тоже особо не напрягало — в политику он не вмешивался, а кто там с кем и за что воюет — не его ума дело. Главное, чтобы к нему приходили клиенты и покупали самогон, по твёрдо конвертируемой валюте. Желательно за доллары, но можно и за жёлтый презренный металл, тем более что он на коронках был высшей пробы. Имелся у дядьки Михайла хорошо спрятанный от людских глаз и другой тайный промысел, но о нём чуть позже.
А сейчас он, выйдя во двор, отпер калитку в трёх метровом заборе и впустил во двор двух хорошо вооруженных людей.
— Привет, дядька, — поздоровался с ним один из гостей, — принимай гостей и тащи водяру.
— Ишь ты, какой шустрый, тащи водяру, — передразнил хозяин гостя. — А деньги, деньги на эту самую водяру у тебя есть?
— Не бзди, старик, — сказал второй гость заросший волосами на лице по самые глаза. — Есть и баксы, есть и рыжевьё. Что возьмёшь за две канистры своего пойла?
— Да вы, сынки, проходите в хату, не гоже вести беседу во дворе. Присаживайтесь за стол, а я схожу в кладовку за водочкой, налью вам на пробу, да и на стол что-нибудь поешамать поставлю, — ответил хозяин притона заметно повеселевшим голосом.