Джози…
Я облизываю губы и сглатываю кислую желчь, прежде чем заткнуться. Черт, мне будет плохо. Почему она не была пристегнута ремнем безопасности? Блядь.
Я закрываю глаза, но мне не уйти от ее кровавых образов. Ее искалеченное тело и опухшее, изуродованное лицо. Сила удара заставила ее вылететь через лобовое стекло. Я услышал ее окаменевшие крики, а затем полную тишину.
Джози мертва.
Мы убили ее.
Не знаю, я не могу все четко вспомнить. Все произошло так быстро. Но одно я знаю точно: нам не следовало отпускать Джози за руль.
— Я не пьяна, — утверждает она. — Я выпила всего два напитка. Может быть, просто немного подвыпившая.
Коул качает головой и тянется к рулю.
– Просто останови машину, Джози. Позволь мне вести машину.
— У тебя даже лицензии нет. — Она смеется, но что-то в этом не так. Черт, Коул прав. Но ни у кого из нас еще нет лицензии. Коул сказал бы, что в этом преимущество иметь девушку постарше. Джози шестнадцать; она только что получила водительские права. Но ей определенно не следует сейчас водить машину.
— Останови. Машину.
Джози смотрит на меня через зеркало заднего вида.
— Колтон, вразуми своего брата.
— Коул прав, — говорю я, наконец, — остановись на обочине. Я позвоню Сиенне, и она приедет и заберет нас.
— Ой, да ладно. Я думала, ты веселый близнец, Колтон, — практически напевает она.
— Джози! — Коул ревет. — НЕТ!
Прежде чем я успеваю осознать происходящее, я слышу ее испуганные крики.
Мой брат в панике выкрикивал имя своей девушки. Визг шин. Ощущение полета. Звук разбивающегося стекла и отчетливый треск ломающихся костей.
Коул произносит мое имя. У меня есть видение, как он обращается ко мне.
Боль приходит следом…
Прежде чем мир стает черным.
Коул не хотел идти на вечеринку. Но после того, как Мэддокс в последнюю минуту бросил меня, я убедил Коула уйти. Потом к нам присоединилась Джози, потому что она никогда не отказывает вечеринке.
Теперь мне бы хотелось, чтобы мы никогда не ускользали.
Это моя вина.
Это моя вина, что Джози мертва.
Это моя вина, что Коул сейчас в критическом состоянии.
А что, если он не выживет?
Нет.
Нет, этого не может случиться.
Он мой близнец. Я не могу его потерять.
Я не могу… потерять его.
Коул всегда меня поддерживает. Мэддокс — мой лучший друг, но Коул… он меня знает. Я думал, меня всегда раздражало, как он мог так легко читать каждую мою мысль, но это не только дар, но и проклятие.
Говорят, каждый близнец бывает парой – ангелом и дьяволом.
Коул хороший. Зрелый, умный и ответственный близнец.
Впереди у него возможная футбольная карьера. Коул чертов гений.
Я засранец. Та ошибка, которой никогда не должно было случиться. Мой отец напоминает мне об этом при каждой возможности. Не то чтобы он любил Коула больше. Он не ласковый и любящий отец ни для кого из нас. На самом деле он отец только по титулу.
Но он терпит Коула больше, чем меня.
Если кто-то должен умереть сегодня вечером, то это должен быть я.
Чья-то рука касается моей щеки, выбрасывая меня из мыслей.
— Думаю, тебе понадобятся швы, — говорит Сиенна, ее пальцы скользят по моей линии волос. Чуть ниже кровоточащей раны. — У тебя также может быть сотрясение мозга. Я попрошу врача осмотреть тебя.
— Как насчет…
— Он сейчас на операции.
— С ним все будет в порядке? — Я заглушаю вопрос.
— Я не знаю. — Сиенна садится рядом со мной и берет мою руку в свою. Рука у нее холодная и липкая. Она никогда не была очень обидчивой. На самом деле, мы не близки к Сиенне. Странно иметь мачеху вдвое моложе твоего отца и всего на десять лет старше тебя. — О чем вы, ребята, думали?
Я слышу недоверчивое осуждение в ее голосе, но не отвечаю. Меня гложет другое. Что-то более важное, чем рана на голове и возможное сотрясение мозга.
— А как насчет другого человека?
Мне не нужно вдаваться в подробности, потому что Сиенна знает, о ком я говорю. Другой водитель.
Она молчит секунду, и кровь хлещет у меня между ушами.
— Он не выжил, — шепчет Сиенна, ее голос слегка дрожит.
Пол подо мной покачивается, и я рад, что сижу, иначе я бы лежал на земле, лежа на заднице. Пульсация в затылке усиливается. Боль острая, и мое тело напрягается, когда новый спазм боли пронзает мое избитое тело.
Вина и сожаление.
Я никогда не думал, что чувство вины окажется таким тяжелым бременем, но оно питает само себя. Вина уродлива, сожаление становится всё тяжелее и тяжелее.