Мои вены кипят от злобы.
И я в ярости.
Отчасти на Райли, за то, что она морочит мне голову, не имея на это никакого права. Но по какой-то причине она имеет на это право. Я был настолько глуп, что позволил ей дурить мне голову.
Предполагалось, что Райли будет моей ответственностью лишь на короткое время. Обещание, которое я дал, пока Лилы не было здесь. Но потом она вернулась, и я не мог остановиться.
В какой-то момент я неосознанно начал это делать. Заботиться о ней и ее нуждах.
Ей это не нужно, но, тем не менее, я… все равно делал это.
Следить за тем, чтобы она ела, чинить проколотые шины, нести ее пьяную задницу в постель после девичника с Лилой, следить за тем, чтобы ей всегда было тепло в эту холодную погоду, давать ей свое одеяло, присматривать за ней, как проклятый ястреб, потому что кажется, что беда следует за ней повсюду, куда бы она ни пошла, и я не могу оторвать от нее глаз ни на секунду.
Ношу с собой мятные конфеты и жвачку. Я даже не осознавал, что делаю это, пока однажды у меня не оказался полный ими карман. Я заметил, что Лила давала их Райли всякий раз, когда Маленький Цветок чувствовал беспокойство. Поэтому я тоже неосознанно начал это делать.
Господи, я действительно жалок.
Но все это не имеет значения.
Неважно, что я для нее делал, потому что Райли Джонсон — мой билет к тому, чтобы по-королевски разозлить Генри Беннета. Я хочу залезть в душу моему отцу, я хочу, чтобы он разозлился и расстроился, я хочу, чтобы он знал, что я больше не тот слабый и глупый мальчик, которого он избивал. Мне нужно, чтобы он знал, что он больше не контролирует мою жизнь… и Райли — идеальная пешка для этого.
Я не лгал Мэддоксу, когда говорил, что не испытываю к ней никакой привязанности.
Просто потому, что человеческие эмоции слишком сложны, и я не могу себе представить, чтобы я к кому-то эмоционально привязывался. Эмоции делают тебя слабым. Любовь делает тебя слабым. Миру будет лучше без еще одного влюбленного дурака.
И вообще, мое сердце слишком несчастно, чтобы испытывать такие эмоции. Поэтому я никогда не удосужился попытаться понять их. Чтобы разобраться в них — в том, какими чувствами являются или могут быть.
Но все равно меня раздражает.
Мэддокс и Лила учатся в библиотеке. У Райли выходной. А я здесь, беспокойно брожу туда-сюда по своей квартире.
Подождите, я знаю, почему я злюсь. Именно тот факт, что Райли произнесла последнее слово вчера, меня почему-то бесит. Дело в том, что иногда я придурок с единственной целью — создать спор, потому что да, это развлекает. Я не буду лгать.
И я никогда раньше не проигрывал спор.
Не то чтобы вчера вечером я проиграл спор, но все же… Последнее слово осталось за Райли, и моей напористой натуре, похоже, это не очень нравится. Это меня задело, и я знаю, что не смогу смириться, пока не исправлю это, пока не скажу последние слова.
Я быстро прекращаю бродить. Мне требуется всего лишь секунда, чтобы принять решение. С разочарованным ворчанием я выхожу из квартиры и стою перед ее дверью.
Я стучу и жду. Я знаю, что она дома. Я видел ее раньше, когда она выносила мусор в мусоропровод. Когда ответа нет, я снова стучу кулаком в дверь.
И потом в третий раз.
После четвертого стука и до сих пор никакого ответа, даже шороха за дверью, меня охватывает трепет. У меня все еще есть запасной ключ от ее квартиры, хотя я не уверен, уместно ли им еще пользоваться.
Поэтому вместо этого я жду еще немного.
После пяти минут хождения туда-сюда перед ее квартирой и случайных стуков, но без ответа, я, наконец, использую ключ, чтобы отпереть ее дверь и войти внутрь. Внутри пугающе тихо, никаких признаков жизни. Я напрягаю слух, желая услышать ее шаги и узнать, где она находится в своей квартире.
Но вместо этого я слышу лишь слабый звуковой сигнал.
— Райли? — кричу я, закрывая за собой дверь. Где она, черт возьми?
Я делаю два шага вперед, но останавливаюсь, когда вижу на полу обмякшую фигуру. В гостиной, рядом с белым диваном. В ушах у меня звенит тревога, когда я бросаюсь вперед, сердце подпрыгивает при виде Райли, находящуюся без сознания.
Я падаю рядом с ней на колени, обхватив ее голову руками.
— Райли? — В моем голосе звучит отчаяние. — Эй проснись. Райли? Райли! — Я нежно хлопаю ее по щекам, но она совершенно отсутствует. Ни одна мышца не дергается.
Ее тело совершенно обмякло, лицо бледное, и я наблюдаю, как медленно поднимается и опускается ее грудь. Ее дыхание слегка неровное.
— Райли! — Я произношу ее имя громче. Она ударилась головой? Я провожу пальцами по ее голове в поисках раны. Но этого не может быть, потому что крови и шишки нет.