Она отдергивается, и ее губы сердито кривятся.
— Я напоминаю тебе мертвую птицу? Отпусти мои волосы, Колтон.
Я не отпускаю. Интересно, она всегда такая оборонительная и настороженная?
— Знаешь, почему она умерла?
— Нет. — Она рычит, но это едва ли похоже на рычание котенка. — Мне все равно, теперь отпусти меня.
— Потому что птица потеряла желание выжить. Вот почему ты мне это напоминаешь. — Я опускаю голову, приближая наши лица. Ее дыхание прерывистое, и я понимаю, что начинаю ее злить. Мои легкие наполняются ядом, я вдыхаю ее гнев.
Вот откуда мое удовольствие — я бешу людей, потому что их гнев питает ненависть внутри меня. Зависимость проявляется во всех формах. Это мой любимый препарат.
— Это был мертвый, упавший воробей. Ты умирающая, падшая принцесса. Слабая добыча в мире, полном опасных зверей, — говорю я, насмехаясь над ней.
Ее рука скользит так быстро, что я едва успеваю ее поймать, пока она не схватила мои волосы в кулак. Она сильно тянет меня, заставляя мою голову откинуться назад.
— Отпусти. Мои. Волосы. Беннетт. Это последний раз, когда я говорю тебе.
Я тяну за шелковистую прядь.
Она сильнее тянет меня за волосы.
Мои губы дрожат в понимающей ухмылке. Вот и все. Вот огонь, который я видел ранее. Итак, что же у нас здесь? Райли Джонсон наконец-то стала интересной.
Я отпускаю ее волосы, позволяя светлой пряди высвободиться из моего указательного пальца. Райли отпускает руку и делает шаг назад.
— Держись от меня подальше, Беннеттт.
Я поднимаю руку, ту, в которой держу клементину, в притворном приветствии.
— Пусть наши пути больше никогда не пересекутся.
Ее карие глаза с тревогой скользят по моему лицу, прежде чем она выпрямляет спину и уходит. Положив в рот еще один кусочек клементина, я лениво жую, наблюдая, как ее задница раскачивается взад и вперед в желтом платье.
Ага.
Пусть наши пути больше никогда не пересекутся, Немезида.
ГЛАВА 8
Райли - 16 лет
Я в ярости.
Доктор Бэйли говорит, что когда гнев гноится, мы начинаем искать виноватого. «Гнев — это мелкий дьявол на твоем плече, напоминающий тебе о твоих собственных страданиях», — говорила она мне во время нашего еженедельного приема у психотерапевта. Она сказала мне думать за пределами гнева, который держит меня в плену, смотреть за пределы слабости, которая меня ловит.
Но сейчас я не могу этого сделать.
Кем себя считает Колтон Беннетт? Сравнить меня с мертвым воробьем со сломанным крылом. Он ничего обо мне не знает. Но я знаю, почему он сделал это сравнение. Птицы обычно свободные существа. Но Колтон косвенно напомнил мне, что я в клетке — побежденный воробей. Что такое птица без крыльев? Какая птица не умеет летать?
Мертвая птица.
Мертвый воробей.
Умирающая Райли.
Мои кулаки сжимаются, когда я вспоминаю его насмешки.
Должен сказать, как ты облевала дорогие туфли своего отца, сделало мою ночь более интересной.
Я знала, что мое падение стало развлечением для многих людей. Но услышав это из уст этого придурка Беннета, я одновременно злюсь и чувствую себя униженной.
Я вбегаю в свою комнату и запираю за собой дверь. Слава Богу, я ни с кем не делю свою комнату. Моя двуспальная кровать аккуратно заправлена, а в моей комнате нет ни пылинки, она безупречна. У нас есть уборщица, которая приходит два раза в неделю, но поскольку здесь, в реабилитационном центре Сент-Лукас, делать особо нечего, я трачу время на уборку каждой крошечной щели в своей комнате. Уборка помогает сохранять ясность ума.
Я не задумываюсь, когда убираюсь.
Когда я убираюсь, меня не охватывает чувство стыда или вины.
Мои глаза бегают по комнате, как сумасшедшая, ища что-нибудь — что-нибудь, что можно сломать. Я так зла, мне хочется, мне надо что-то ломать. Врываясь в соседнюю ванную, я останавливаюсь только тогда, когда ловлю свое отражение в зеркале.
Потому что птица потеряла желание выжить. Вот почему ты мне это напоминаешь.
Бледное лицо, красные глаза от слез ярости и покрасневшие щеки. Ужас поглощает меня до такой степени, что меня начинает тошнить, но я проглатываю его.
Мои длинные светлые волосы растрепаны и слегка спутаны на ветру, и я пробегаю пальцами по волнистым прядям. Моя мама никогда не позволяла мне стричь их короче моей обычной длины до талии. Раньше я очень гордилась своими волосами. Длинные, шелковистые и естественно волнистые. Совершенно незнакомые люди делали мне комплименты.
Но потом я вспоминаю, как Колтон накручивал мои волосы на палец и дергал их. Как он так легко, так уверенно протянул руку и коснулся моих волос, как будто имел на это полное право.