Он останется там, в безопасности. Вдали от хаоса, который есть я и моя жизнь.
Я смотрю, как он уходит, и вскоре его высокая фигура исчезает из моего поля зрения.
— Прощай, Джей, — шепчу я, и ветер доносит мой голос.
***
Я достаю из сумки сэндвич с курицей и майонезом и выхожу на улицу. В коридорах Беркшира довольно пусто, так как почти все обедают в столовой.
Я лично ненавижу это место.
Это похоже на болото, полное змей и аллигаторов — над дверями написано большая красная надпись «ОПАСНОСТЬ».
Я подхожу к своей иве, где обедаю последние две недели. Здесь тихо и никто меня не беспокоит. Мне одиноко, но каким-то образом я научилась находить утешение в своем одиночестве.
Но сегодня все по-другому.
Я останавливаюсь, когда вижу, что под моей ивой уже сидит кто-то еще. На коленях у нее лежит коробка с обедом, а рядом учебник по математике. Что она здесь делает?
Я узнаю Лилу Гарсию с урока английского языка AP. Но мы никогда раньше не разговаривали. Я сижу сзади, а она сидит в первом ряду, рядом с окном. Лила новичок в Беркшире, и она не поступила туда, потому что ее родители богаты.
Нет, она получила стипендию. В Беркшире проводится вступительный экзамен для учащихся 11- го класса. Аутсайдеры. Но я слышала, что экзамены сдать практически невозможно, вероятно, чтобы отговорить студентов от участия. Беркшир не заботится об этих молодых, полных надежд людях, мечтающих о многом.
Они заботятся только о своем имидже.
Вступительный экзамен призван создать впечатление, что принимают всех.
Процент сдачи экзамена составляет всего 2 процента, и только один из этих студентов получает стипендию на весь год. Остальным приходится платить за обучение, и в большинстве случаев они не могут этого сделать.
Таким образом, хотя Лила Гарсия получила стипендию, ей придется найти способ оплатить свой последний год обучения. Хотя я должна сказать — я поражена, что она зашла так далеко. Ей нужно быть каким-то гением, чтобы успешно сдать вступительный экзамен.
Она поднимает голову и замечает, что я стою там. Лила вопросительно поднимает брови, и есть что-то в ее небрежности, что заставляет меня одновременно впечатлиться и встревожиться. Поэтому я выпалила первое, что пришло мне в голову.
— Ты на моем месте.
Она скрещивает ноги и прислоняется спиной к дереву, устраиваясь еще удобнее.
— Извини, твое имя здесь написано на месте?
Нет, но она на моем месте и ей нужно уйти, чтобы я могла спокойно поесть. Почему она так нарушает мой распорядок дня?
Когда я молчу, она с вызовом смотрит на меня.
— Я не уйду. Поэтому ты можешь найти себе другое дерево. Или ты можешь посидеть здесь, и мы сможем пообедать без каких-либо мелких драм.
Посидеть с ней?
Она сошла с ума?
Зачем ей сидеть со мной? Разве она не знает, кто я? Разве она не слышала сплетен, перешептывающихся в коридорах? С какой стати Лиле Гарсии захотелось объединиться со мной?
Как будто она может читать мои мысли, она говорит снова:
— Послушай, ты изгой, и я изгой…— Лила замолкает, ее взгляд скользит по мне и бутерброду, который я прижимаю к груди. — Мы не так уж непохожи.
Она изгой, потому что не принадлежит к богатой семье высшего сословия. Я изгой по совсем другой причине.
Мы не так похожи, как она пытается представить.
Лиле повезло, что она еще не сталкивалась с хулиганами Беркшира. Пока ее оставили в покое, но если она объединится со мной — пойдут и за ней.
— Давай, присаживайся, — тихо призывает она. Она передвигает учебник и поглаживает траву. — Я не прошу тебя быть моим другом. Но эй, это были одинокие несколько дней, и мне не помешала бы компания. Возможно, тебе тоже нужна компания.
Ее слова заманчивы, потому что да — у меня нет друзей и я одинока.
Мне бы хотелось, чтобы со мной была Марьям, но после реабилитации она вернулась домой. С тех пор она наладила отношения с родителями и сейчас посещает общественный колледж по программе медсестер. Мы до сих пор время от времени разговариваем, но она занята уроками и знакомится с новыми людьми. Я рада за нее — что она там, живет своей жизнью, ставит новые цели и реализует свои мечты.
Но мне не хватает кого-то, с кем можно поговорить.
По мере того как дни становятся холоднее, я становлюсь все более одинокой.
Поэтому я сажусь рядом с Лилой под своей ивой. Она издает одобрительный звук и возвращается к обеду. Она вонзает вилку в нечто, похожее на салат тако, а затем подносит вилку ко рту.