Иногда желание переедать все еще сохраняется. Иногда мое беспокойство заставляет меня думать, что единственное решение всех моих проблем — это очиститься. Но я больше не позволяю этим навязчивым мыслям победить. Я не могу…
Потому что я хочу быть лучше. Я лучше.
Здоровая. Счастливая.
Конечно, я до сих пор паникую при мысли о еде в общественном месте. Это один из моих триггеров. Но сейчас я лучше избегаю подобных ситуаций. Есть всего несколько человек, в присутствии которых мне комфортно есть. Лила, например.
И Грейсон…
— Мы пошли в какой-то модный ресторан, но он понял, что мне не очень комфортно, поэтому мы ушли, — говорю я ей, улыбка играет на моих губах, когда я вспоминаю наше свидание в деталях.
Задумчивость Грейсона. Его нежное прикосновение. Его жадные поцелуи.
Лила садится, нахмурившись. Она такая заботливая, это довольно мило.
— Ты ушла? Что случилось со свиданием? Оно было? Он отвез тебя домой?
— Нет, он отвел меня на луг. Там мы поели, а потом просто поговорили.
— Оооо. Пикник. — Она кивает, удовлетворенная моими ответами. — Хорошо, это мило.
Моя улыбка становится шире.
— Ага.
— Были ли какие-то поцелуи? — Лила многозначительно шевелит бровями.
О, мы целовались. Очень много. Несколько часов. Я до сих пор чувствую его губы и его прикосновения к моему телу. На моем лице, на моих бедрах...
— Что ты думаешь?
— Я думаю, что у тебя больше действий, чем у меня. — Лила дуется.
Я доедаю кусок пиццы и облизываю пальцы. У моей матери могла бы случиться сердечная недостаточность, если бы она увидела, как я облизываю пальцы. Райли! Это очень не по-женски, — драматично вздыхала она.
Я достаю из коробки второй кусок и устраиваюсь на подушках Лилы.
— Ну, Мэддокс прямо там, если ты хочешь немного пошалить.
Она хмурится.
— Мэддокс — мой друг.
Ах да. Враги стали друзьями. Как... необычно и неожиданно. Я не знаю, как это произошло. Но однажды Лила и Мэддокс объявили перемирие в своем соперничестве. Шалости закончились, и они вошли в Академию Беркшира как партнеры, а не как враги.
Я даже вышла проверить, исчезло ли с неба солнце, потому что настолько шокирующей была их «дружба».
Я не знаю, как будут развиваться эти отношения, но интересно наблюдать, как Мэддокс смягчается по отношению к Лиле. Его хулиганству нет предела, но Лила свирепа и упряма. Она знает, как хорошо с ним обращаться. Мэддокс может это отрицать, но я думаю, что Лила выиграла эту войну.
Он как замазка на ее ладони, а она еще этого даже не осознает. Он ходит за ней повсюду, как маленький щенок.
Или Пудель, как любит его называть Лила.
— Ты с ним подружилась. Готова поспорить, если ты попросишь его о сексуальных услугах, он будет только «за».
— Райли! — Лила задыхается. — Я не прошу его о сексуальных услугах; он мой друг.
— Друг, который хочет переспать с тобой. Он довольно ясно выразил свои намерения. Я имею в виду, что он больше смотрит на твою задницу, чем на лицо.
Лила не отрицает мои слова, потому что знает, что они правдивы. Вместо этого она закатывает глаза.
— Мэддокс — придурок, что я могу сделать? Но мы пообещали друг другу. Никакого секса. Если мы займемся сексом, это противоречит нашей цели быть друзьями.
Есть одна вещь, которая мне нравится в Мэддоксе. Возможно, он придурок, но он уважает границы Лилы.
— Друзья с привилегиями, — предлагаю я, поджимая губы, чтобы скрыть ухмылку.
— Ух, Райли! Перестань давать мне плохие идеи!
— Это неплохая идея, если в конечном итоге у тебя будет умопомрачительный секс. Похоже, он точно знает, как обращаться со своим инструментом. Ты слышала разговоры девушек, тех, которые занимались с ним сексом.
— Его инструмент? — Лила секунду смотрит на меня, прежде чем разразиться смехом. — Серьезно, я думаю, тебе пора прекратить разговоры. Я не хочу думать о девушках, восторгающихся инструментом Мэддокса.
— Я имею в виду, тебе хотя бы не любопытно?
— Любопытно, что?
— Как выглядит его член. — Я вопросительно поднимаю бровь. Я знаю свою лучшую подругу и знаю, что она любопытна по своей природе. Я также знаю, что она, должно быть, во всех подробностях представляла себе член Мэддокса.
Лила краснеет и отводит взгляд.
— Тебе любопытно! — Я обвиняю, и из моей груди вырывается смех. — Посмотри, как ты краснеешь!