Но Лехе уже море по колено.
— Клал я на него… Пойдем со мной, Галка!
— Я девушка дорогая, я подарки люблю…
С того вечера и началось. Вот уже второй месяц она крутит ему мозги. Недотрога… Даутиха как-то проговорилась, что Галка уже делала аборт. От кого — молчит. Делали аборт там же, в Сотом…
Кинотеатр «Ударник», здание старой постройки, напоминал нечто среднее меж средневековым рыцарским замком и свадебным тортом, сделанным на заказ. Лешка уже минут двадцать болтался по тротуару перед широкой витриной с афишей фильма «Тайны мадам Вонг». Воруй Нога все не появлялся.
«Называют себя деловыми, — с досадой думал Лешка, — а чтобы когда вовремя прийти…»
Еще через десять минут, когда он уже решил, что дело не выгорит, и прикидывал, где раздобыть тридцать рублей, чтобы положить их в коробочку из-под папирос, к нему подошел парень его примерно возраста, с гладкими черными волосами, смуглый и темноглазый.
— Ты от Ремеза? — спросил парень вполголоса.
— Ну, — кивнул Леха, окрестив про себя незнакомца кличкой Черный.
— Айда со мной. — Черный не оглядываясь пошел вперед, Леха поспешил за ним.
Они очутились в глубине двора ювелирно-футлярной фабрики, укрылись за штабелем сырого картона.
— Давай, — повелительно сказал Черный и протянул руку.
Леха полез было в потайной кармашек, куда он спрятал деньги на покупку, но спохватился. Он вспомнил наставления Ремеза.
— Чего «давай»? Ты покажи товар!
— Тише ты! — осадил его Черный. Он сунул руку за пазуху, достал небольшой сверток в пергаментной бумаге. — Гляди…
Как и положено в таких случаях, продавец развернул бумагу. В ней оказалась плитка анаши темно-коричневого цвета, толщиной в три пальца и величиной с ладонь. Черный поднес сверток к лицу Лехи. Тот потянул носом И почувствовал терпкий сладковатый запах.
— Ага… То, что надо. Папироска у тебя есть?
Следует угостить продавца, да заодно и план попробовать. Кроме того, Черному, как рискующему посреднику, Леха должен отломить оковалок баша на три.
Черный тем временем отщипнул от плитки на добрый косяк. Леха подумал, что этак к вечеру он совсем укурится, ничего не сказал.
Из дверей цеха вышли два мужика, направились к штабелю. Черный в момент свернул бумагу, сунул обратно за пазуху. Облокотившись на штабель, он принял непринужденный вид. Леха сделал то же самое. Но мужики, озабоченно говоря о каких-то заготовках, прошли мимо, не обратив на мальчишек никакого внимания. Черный протянул сверток Лехе, тот отдал ему деньги.
Выкурив косяк — товар был первый сорт, — они вышли на людный проспект.
— Я бы сейчас краснушки вмазал. Ты как?
— Да вроде мешать неохота, — нерешительно протянул Леха. — И народищу навалом…
Действительно, у спецухи напротив шевелилась длиннющая кишка очереди.
— Это ерунда, я мигом. — Черный перешел на другую сторону проспекта и растворился в толпе у магазина.
Через пять минут он вернулся с бутылкой.
— У меня тут макли есть, — пояснил он быстроту, с какой приобрел вино.
Пацаны вернулись к знакомому штабелю.
— У тебя открыть нечем?
Леха с форсом щелкнул лезвием, срезал капроновую пробку с «Агдама». Черный протянул руку, взял у него нож, пару раз нажал кнопку. Возвращая, сказал рассудительно:
— Спалишься ты с ним. С планом заберут, а тут еще и нож. Лишняя статья…
— Ништяк. — Леха сунул нож в карман. — С ним спокойнее. Сколько лет таскаю и не спалился… — Он приложился к горлышку бутылки и не заметил, как на его слова Черный слегка усмехнулся.
Они расстались на углу Первомайской и Вольской. Леха поспешил к условленному месту, где его, наверное, уже заждался Ремез.
И точно, на цоколе фонтана, из которого никогда не шла вода, сидел Ремез, а рядом с ним Лешка заметил противную рожу Матвея. «Почуял дармовщинку», — подумал он. Чего Лешка терпеть не мог, так это его светлых, будто замороженных, наглых глаз. Похоже, что в Сотом дворе вывелась порода парней с такими вот приблатненными зенками.
— Здоро́во. — Он небрежно кивнул Матвею.
Тот слегка пошевелился.
— Ты где пропадал? За смертью тебя посылать! — вскинулся Ремез.
— Сам бы и шел, — огрызнулся Леха.
— Тебе, если что, в конторе только по шее накладут, а мне… — Ремез не договорил. — Взял?
— Взял. Пошли отсюда.
За табачными ларьками, строем стоящими на площади перед цирком, Ремез развернул сверток, понюхал и поднял на Леху глаза:
— Ты чего принес, козел? Это же нюхач чистый.
Он дал глянуть Матвею, тот присвистнул: