Такое кремневое понятие о честности, пришедшее из армейских казарм и лагерных бараков, прочно закрепилось в прокуренных общагах, протянувшихся на десятки верст по берегам Северной Двины, Мезени, Онеги, Печоры… Да и не только там. На рыбных промыслах Шикотана и Астрахани, на лесоповалах Красноярска и Амурска, в рудниках Алдана и шахтах Воркуты сознание собственной честности в этом вопросе дает многим забубенным головам ту нравственную опору, потеряв которую станешь падать все ниже и ниже…
Так примерно думал Сашка, стоя у общей тумбочки под общим зеркальцем с десятью пятерками в руках. Однако здесь дело обстояло иначе: он никого не обокрал, он просто нашел эти деньги. Что же делать — объявить о находке или промолчать?
Деньги ему были нужны. Срок договора кончался, но Сашка не особо разбогател. То в картишки продуешься, то гульнешь от души — заработанное утекало как песок сквозь пальцы. Оставаться на второй срок в зиму, так загнешься у воды от холода. Он решил подаваться отсюда, а по дороге через Москву навестить своего дружка, служившего там в артиллеристах. Находка получалась очень кстати.
Немного поколебавшись, Сашка открыл дверь и по коридору прошел к общему умывальнику. Там, у притолоки, была неприметная, но глубокая щель. В нее он и засунул свернутые в трубку пятерки. Вернувшись в комнату, разжег печь и поставил на плиту кастрюлю — скоро ребята придут на обед…
В коридоре тяжело затопали, комната наполнилась привычным запахом долго мокнувших в воде бревен, дешевого табака, здорового пота. Шутки с подковыркой, смех, незлобивый матерок. Два упряга позади, на столе дышит вкусным паром здоровенная кастрюля, хлеб щедро нарезан толстыми ломтями. На плите поспевает чайник. Съели по миске, потянулись еще… Сергей Иванович жаловался Леньке:
— Под ложечкой так и жжет, так и жжет… Чем питаемся-то: консервы да тушенка! В больницу, что ли, сходить, анализы сдать…
— Ты жри поменьше, оно и пройдет. Изжога… — добродушно-насмешливо отзывается Ленька.
— Не больше тебя ем, не волнуйся!
— Давай-давай, мотайся по больницам, у тебя там все хвори найдут. На аптеку работать будешь.
Сергей Иванович заботился о своем желудке, но как-то непоследовательно. То ему тушенка и треска в томате вредны, то чай слишком крепко заварен, а то зачадит — с пятницы до понедельника не просыхает. Но тут он подводил теорию; дескать, спиртное на его хронический гастрит действует успокаивающе. И действительно, после пьянки он с неделю спокойно ел все, что ему ни давали, а за столом рассказывал случаи о том, как язву лечат водкой, спиртом и даже тройным одеколоном.
Взялись за чай, пили до изнеможения.
— Полегче, полегче, — предупреждал Валера, — ты, Ленька, с разворотки не отойдешь, а кустов на мостках нету.
— Ничего, — отозвался за Леньку Малахов, — чай силу не отымет! — И налил себе третью кружку.
Сергей Иванович, утробно рыгнув, отвалился от стола. Ленька не упустил случая поддеть его:
— Вот-вот, а потом ноешь — изжога!
О деньгах никто не заикался. Напились чаю, покурили, и пора на работу. Прибирая со стола, Сашка подумал, что разговор о пропаже начнется вечером, и ему опять стало как-то не по себе.
Участок, на который их направили, назывался «верхний склад», хотя никакого, в привычном понимании, склада тут не было. Деревянные мостки разбивали поверхность искусственного пруда на длинные узкие дорожки, по которым бревна баграми проталкивали к приемным окнам окорочного цеха. Там верхушки лесин захватывались зубастыми барабанами окорочных машин, которые раздевают хлысты. Металлические кулачки с силой прижимаются к бревну, стаскивают с него шершавую шкуру. Чистые от коры — «ошкуренные» бревна вылазили из окон с другой стороны цеха, шлепались в воду и плыли, желтея заболонью, по водным дорожкам на распиловку.
Они жались на мостках небольшой группкой, когда к ним подошел бригадир, рослый мужик средних лет, с лицом коричневым, точно сосновая шишка, и молодая женщина, как выяснилось — его помощница.
— Мне нужно двух парней покрепче, — сказал, оглядывая их, бригадир. — На разворотку.
Никто не знал, что такое разворотка, но Сашка сдуру, как он вскоре убедился, расправив плечи, подался вперед. Бригадир заметил его.
— Вот ты… — Он повел глазами и указал на Леньку: — И ты.