Ленька с минуту подумал, разлил остатки коньяка, ковырнул вилкой остывший лангет.
— Ладно. — Он небрежно сунул деньги в кармашек для платка — в чердачок, как его называют. — Что деньги, сегодня они есть, а завтра их нет. Была бы душа на месте. А мужики что ж… Мужики поймут. Ты же еще салага совсем…
«ИЛ-62», на котором Сашке предстояло лететь до Москвы, отливал серебром недалеко от выхода на посадку. Проводница открыла воротца, и пассажиры гурьбой потянулись за ней по бетонке. У трапа он оглянулся, но в толпе провожающих за низенькой оградой, отделяющей летное поле, Леньку не разглядел.
«Ушел, наверное», — подумал Сашка, но на всякий случай помахал толпе рукой.
ДЕНЬ ОТДЫХА
Зина любила сидеть на подоконнике и смотреть с восьмого этажа на просыпающуюся улицу. По утрам отсюда, сверху, все казалось игрушечным, новым. Трава в сквере перед домом была ярко-зеленой, свежей; политый тротуар, словно зеркальный, отражал и людей, и дома, и деревья. По мостовой тяжелой вереницей шли урчащие самосвалы. Груженные кирпичом, песком, раствором, они появлялись каждое утро в одно и то же время.
Пустынная до восьми часов улица ровно в восемь становилась многолюдной и оживленной — горожане шли на работу. Разноцветная веселая толпа была похожа на праздничную демонстрацию. И таким же веселым, разноцветным становился поток автомобилей. К половине девятого толпа редела, и минут через двадцать Зина могла бы сосчитать каждого человека на улице. Это главным образом старушки с бидонами и раздутыми от покупок сумками. Снова гудят самосвалы, теперь порожние. Они идут в другую сторону, прижимая легковые машины к самому краю мостовой.
В скверике перед Зининым домом появляется молодой милиционер. Зина иронически поджимает губы и ждет продолжения. Из дверей продовольственного магазина выскакивает Томка и вприпрыжку перебегает улицу. Она останавливается около милиционера и что-то ему рассказывает, то покачиваясь на каблуках, а то чертя носком туфли по дорожке, посыпанной красным толченым кирпичом.
Томка — самая веселая и самая отчаянная из всех Зининых знакомых девчат. Зина завидует ее умению постоять за себя — такую, как Томка, никто не посмеет обидеть, — ее острому язычку, ее способности быстро сходиться с людьми и особенно ее легкости в обращении с многочисленными своими ухажерами.
Зина знает: Томке нравится ее работа, она продавец-консультант, хотя Зина ни разу не видела, чтобы она что-либо продавала или кого-нибудь консультировала. Стоит просто в отделе самообслуживания и смотрит, как бы покупатель чего не спер! Томка тоже деревенская, живет в общежитии продавцов и, судя по всему, никогда не испытывает того чувства бездомности, которое раньше нет-нет да и посещало Зину.
За семь лет, что она живет в городе, Зина немало покочевала по общагам, ей порядком надоели комнаты на четверых, общие кухни и умывальники, неустроенный, безалаберный быт.
Зато теперь она своей жизнью очень довольна. Строительно-монтажное управление, где она, штукатур-маляр пятого разряда, работает уже четыре года, выделило ей отдельную квартиру в новом доме. Есть кухня, ванная, даже балкон! Придешь с работы, и выходить никуда не хочется, так бы и сидела в своей квартирке. Теперь она счастлива, почти. Потому почти, что одного ей не хватает до полного счастья — любви.
Зина девушка серьезная и вообще… Она не может, как Томка, встречаться то с одним, то с другим, хотя завидует успеху подруги у парней. Знакомства Зины оканчиваются, как правило, в первый же вечер. Постояв с нею в подъезде, поиграв руками и убедившись, что она меньше чем на замужество не претендует, ухажер бесследно исчезал. Так исчезли шофер-таксист Пименов, прапорщик Николай, сантехник Серега.
Вот и этот милиционер, что разгуливает сейчас в сквере перед домом, начал было ухаживать за ней, Зиной, а потом переметнулся к Томке. Зина не сердится ни на него, ни на подругу, а все ж ей немного грустно.
…В деревне, где Зина родилась и выросла, живет Володька Шмырев, который два года слал ей письма. Володька нравился Зине, но она замучила его пренебрежением и насмешками. Когда он приехал к ней в город с предложением выйти за него замуж, Зина, твердо уверенная, что Володька от нее никуда не денется, на его предложение ответила только:
— Какие вы все скорые! И тот, и другой… А мне спешить некуда.
Зина до сих пор жалеет, что не упустила случая порисоваться и так жестоко обошлась со Шмыревым. И что это на нее нашло? Проворонила ведь свое счастье! Чем больше проходит времени, тем острее чувствует она, какую совершила тогда глупость.