— Попали! — и подосадовал: — Вот гадство, баба теперь меня съест!
— А ты не говори ей, — посоветовал Колька.
— Чего же я ей скажу? У Нюрки ночевал? Это еще хуже… Ох-хо-хо… — Он с подвывом зевнул. — Скорее выпускали бы, что ли. Ты как сюда попал?
— Я-то?.. — Колька снова напряг память, но словоохотливый сосед не ждал его ответа:
— Меня от магазина взяли, — рассказывал он. — Требовалось еще добавить… Мы у Генки собрались, прямо из гаража. Я шофер, вот мы и собрались у Генки. Я в магазин побежал, а он уже закрыт. Хотел с задней двери взять, а там милиция! И пьяный-то был так, чуток… Привезли сюда, врачиха крутила-вертела, по одной половице ходить заставляла, пальцем в нос попадать. Умора! Хорошо, хоть трусы оставили. Штрафанут теперь…
— Не только штрафанут, — это вступил в разговор солидного вида мужчина с широкой плешью от лба до затылка, лежавший на топчане у стены. — Не только… Бог с ним, со штрафом. На работу сообщат, вот беда!
— А, пусть сообщают, — беспечно отозвался шофер. — Наплевать…
— Кому наплевать, а кому и нет, — проворчал мужчина с плешью. — Больно легко живете…
— Ты, папаша, не иначе какой начальник? — Шофер разглядывал нового собеседника с подчеркнутым вниманием.
— Руководитель, — внушительно ответил тот.
— И где же ты командуешь?
— Это мое дело, — с достоинством отозвался мужчина и потянул одеяло на голые плечи. — Где надо, там и командую.
— А ты где трудишься? — Шофер сел на топчане, завернувшись в одеяло.
— Нигде, — отозвался Колька. — Отдыхаю пока…
— И давно отдыхаешь?
— Два года скоро. Запросто могут из города выслать или в ЛТП отправят. Обещали уже… Четвертый раз влетаю за этот год.
Шофер присвистнул, покачал головой:
— Выселить могут. Насчет ЛТП — не знаю, а на сто первый километр отправят. Сейчас с этим строго.
— Без строгости нельзя, — вмешался в разговор солидный сокамерник. — Сколько прогулов, сколько брака допускают… Вот ты шофер, а пьешь!
— Так я после работы…
— Все равно, — не согласился солидный. — Сегодня тебе можно за руль садиться? Нельзя! А если сядешь — аварию сделаешь, с похмелья-то… От пьянства до преступления — один шаг. Сколько угодно примеров можно привести…
— Ты, например, — ввернул шофер.
— Нетипичный случай… — Мужчина сник. — С кем не бывает. Зашли в кафе с сослуживцем отпуск его отметить. И выпили-то всего ничего… Улицу стали переходить в неположенном месте, а тут — патруль! Запах, конечно… Зря я с ними спорить стал, отдать бы рубль, и все. Когда сюда привезли, врачиха говорит: «У него легкая степень опьянения, можно домой отпускать». А лейтенант ей: «Пусть лучше у нас погостит, это сейчас он трезвый, а к ночи его развезет». Обидно…
«Обидно, — думал и Колька. — Двух месяцев не прошло… Участковый строго тогда пригрозил: «Еще раз попадешься — отправим на принудительное лечение!»
Но вместе с досадой порой возникала и смутная надежда: а может, подлечат? Хоть немножко… В ЛТП попадать, конечно, неохота, но и такая жизнь не в жизнь. Самому выбраться из колеи, в какую заехал много лет назад, сил нету. Он знал и таких людей — за решетку доброй волей садились, лишь бы сделать перерыв в беспросветном пьянстве. В ЛТП, наверное, легче срок отбывать, чем в тюрьме…
Но размышления эти шли обочь главной думы — скорее бы выбраться из этой ярко освещенной комнаты со слепыми окнами да похмелиться.
— Случайно ты попался или нет — разбираться не станут. Лишат тебя премии, тринадцатой зарплаты, — пугал шофер солидного гражданина, — да еще отпуска летом, очереди на квартиру…
— Да есть у меня квартира, — слабо отбивался тот, — и в отпуске я уже был…
— Ну так на будущий год!
— Это не положено.
— Посмотришь…
— Но ведь в каждом конкретном случае нужно подходить индивидуально. — Начальник встал и босыми пятками зашлепал по холодному полу. — С учетом личности!
— Ага, с учетом… Как про других говорить, так «без строгости нельзя!». С нами, значит, нельзя… А как до тебя коснулось — «С учетом личности!». Ты, стало быть, личность, а я — все? Так? — Шофер теперь тоже стоял, сжав кулаки и зло глядя на солидного темными глазами.
— Ладно, не заводись, — остановил его Колька, — чего базарить без толку.
Послышался короткий стон, это очнулся еще один бедолага. Встать он, видно, не мог, только мычал что-то и шевелил руками, отчего с него сползло одеяло. Шофер, Колька и солидный повернулись к нему.
Лежавший перед ними человек был страшен. На бронзовом отечном лице выделялись широко открытые, обесцвеченные мучением глаза. В уголках запекшихся губ скопился белый налет, тонкая шея и руки до локтей — багровые и шелушащиеся, будто обожженные. Ступни ног — красно-коричневые, распухшие, на подушечках больших пальцев — глубокие язвы. Сухим и потрескавшимся языком он пытался облизать шершавые губы.