Шофер тронул его за плечо, но тот снова застонал и прикрыл глаза.
— Чего это он? — спросил солидный.
— Переложил, видно, вчера, — предположил шофер, — не оклемается никак.
— Теплотрассник это, — сказал Колька.
— Кто?
— Теплотрассник. Такие в теплотрассах живут. Там горячие трубы проходят, от них тепло…
— Так ведь сейчас еще не топят. — Солидный с испугом глядел на изможденного стонущего человека.
— Горячая вода все равно идет.
В своих угарных скитаниях Колька не раз попадал ночевать в теплотрассу. Где-нибудь на окраине, в безлюдном месте отваливается круглая тяжелая крышка с надписью: «Городская теплоэнергоцентраль» — и по железным скобам спускаешься в теплую темень. В выбоине кирпичной кладки припасен огарок свечи. Мерцающий огонек выхватывает из черноты неровные стены, тяжелый бетонный свод. По низу идет горячая — не дотронешься — труба. В стенах неизвестно зачем оставлены глубокие ниши, в них и ютятся алкоголики, мужчины и женщины. Определить возраст этих испитых, одетых в грязное рванье, вконец опустившихся людей невозможно.
Трудно и разобрать, кто из них мужик, а кто баба. У иной тетки на загрубевшем лице пробиваются усы; физиономии мужчин зачастую гладкие, отекшие — бабьи. Голоса же у всех одинаковы: осипшие, пропитые. И у многих он видел такие вот осмоленные шеи и руки. Не жрут ничего…
Утром подземное укрывище пустеет, обитатели его, как правило поодиночке, реже вдвоем, разбредаются по всему городу. Особняком держались баба и мужик, оба в одинаковых железнодорожных бушлатах, кирзовых сапогах и мужских старых шапках. Они и спали в нише вдвоем, отдельно. Колька сперва подумал, что они муж и жена, но ему объяснили, что это мать и сын.
Днем под землей тишина, разве только завалится какой-нибудь удачно вмазавший алкаш, проволочится к своей куче тряпья и заснет мертвым сном. Но ему не позавидуешь: очнется он теперь поздней ночью и будет метаться и стонать до утра под матюги разбуженных им товарищей, мечтая о глотке воды, которой здесь нет.
К вечеру, после закрытия магазинов и аптек, ханыги начинают понемногу собираться. Громыхает чугунный блин лаза, струя свежего воздуха перебивает затхлый дух тряпья и вонь человеческих испражнений, идущую от дальней ниши, отведенной под туалет.
Теплотрассники угнездываются на ночь, смолят подобранные на тротуаре бычки, вяло переругиваются. Драк почти не бывает, за день все ослабели. Крепко пьяных мало, ведь от одной бутылки до другой проходит достаточно времени. Ханурики шутят: «Один кайф ловим, другой — ломаем!» То есть, пока ищешь, где выпить еще, хмель от предыдущей дозы проходит.
Длинна чадная ночь, и ой как надо под утро, а его алкаш чует даже под землей, глотнуть чего-нибудь, хоть децилку, разогнать кумар. Кто удачлив, тот запас пару склянок календулы, или флакончик одеколона, или пузырек огуречного лосьона. Самый счастливый приволок за пазухой бутылку шафрана. А кому не пофартило — чекушку ацетона, это уж на крайняк. Иначе наплывут из темноты жуткие рожи, черные собаки или налетят ярко-голубые бабочки с женскими лицами, полезут сквозь бетонную опалубку скользкие жабы. Но с вечера почти все засыпают спокойно, только во сне мычат да придушенно вскрикивают.
Милиция устраивает на них облавы. Хотя ловить, в прямом смысле этого слова, никого не приходится, из отсека не убежишь. В один прекрасный вечер открывается с громким стуком без предосторожностей крышка люка и в подземелье врывается яркий свет карманных фонариков. Нагнется старшой к темной дыре и крикнет весело:
— Эй, доходяги, вылезай по одному!
Неохотно выползают на свет божий пьяные и полупьяные, трясущиеся, хромые, кривобокие, истощенные. Наверху ждет вместительная милицейская машина, прозванная почему-то «луноходом». Вылезших подсаживают в «Луноход», а под землю спускаются три-четыре милиционера. Они вытаскивают тех, кто не смог встать на ноги или решил отсидеться под кучей тряпья. Иногда вытягивают и мертвого.
Машина идет в ближайший вытрезвитель, и оттуда ханыг направляют кого в психлечебницу, кого в наркологическое отделение, а кого в обычную больницу, если есть травмы, обморожение, признаки туберкулеза или крайнего истощения. Попавшихся случайно и еще крепких оставляют до утра в вытрезвителе, а после передают на усмотрение отдела милиции.