Долгое время (целые века!) считалось, что грамотность на Руси была привилегией знати, а на долю простого человека оставалось якобы "примитивное" и "второсортное" устное народное творчество - былины, сказки да преследовавшиеся церковью и властью скоморошьи песни. Мысль о том, что письменная культура развивалась в полной изоляции от народа, который о ней, собственно, и не подозревал, усердно поддерживалась попами. Средоточием письменности слыли церкви и монастыри, царский двор, княжеские и боярские терема.
Где хранились летописи, изборники, списки церковных книг, несметное количество разнообразных актов и грамот, духовных завещаний, поучений, челобитных, наставительных, утешительных и прочих посланий, поминальных списков? В церквях, княжеских, а позднее приказных архивах, в темных, скрытых от глаз монастырских хранилищах...
Кто мог дать доказательства того, что простой народ во времена седой русской старины знал грамоту, любил книгу?
Таких доказательств не было, и многим казалось, что, чем больше - год за годом - мы удаляемся от этих времен, тем ничтожнее и фантастичнее становится возможность опровержения этого косного, восходящего к феодальным временам взгляда.
Поэтому то, что сделали в последние десятилетия советские ученые, можно по праву и достоинству назвать переворотом в науке и сознании современников.
Были, конечно, кое-какие свидетельства народной грамотности. Не зря же, например, ополчались древние церковники на тех, кто "крест посекают и на стенах режут"! Что могли "резать на стенах"? Рисунки? А может, какие-то надписи? Но тогда где они? И широко ли были такие надписи распространены, широка ли была грамотность?
Первые из надписей на стенах древних храмов были обнаружены еще в XIX веке, но лишь очень узкий круг ученых обратил на них внимание. Должной оценки этим свидетельствам дано не было. Поэтому даже ученые мужи из императорской Археологической комиссии сошлись во мнении, что при ремонте собора Софии Новгородской можно "обнаруженные на стенах надписи, не представляющие особенного интереса, закрыть штукатуркой", а оставить лишь несколько надписей, каковые были признаны комиссией "интересными".
Но при реставрации собора даже это робкое пожелание ученых было забыто: церковники всячески торопили ремонт Софии, так как на этом настаивал архиепископ, "страшно утомляющийся при богослужениях" в соседней "неудобной" церкви.
И найденные надписи были закрыты свежей штукатуркой. Многие - навсегда.
И только в наше время такие надписи-граффити были найдены - в Новгороде, Киеве, Смоленске, Ладоге, Владимире,- тщательно систематизированы, опубликованы, изучены... Главный вывод из многих трудов вытекает один: грамотность в Древней Руси не была княжеской да боярской забавой, уделом ученых монахов, а встречалась повсеместно, была обычным явлением. Это потом, в течение долгих веков крепостного права, дикие русские помещики, онемеченная царская знать, бюрократы-переписчики, наживавшиеся на составлении бумаг, да попы-мракобесы пытались вытравить из народа не только саму грамотность, но даже и память о ней. Из таких темных стремлений, дворянского ханжества и поповского фарисейства рождались злобные легенды и напыщенные "ученые" мнения о безграмотном от века русском мужике. "Иван писал".
"Стефан писал, когда расписывали святую Софию". "Радко писал в лето 6620". (Это 1112 год.) "Хотец писал в беде тот. О, святая София, избави мя от беды! "
"Олисей, раб Христов, писал". "Вячеслав писал". "Микула писал". "Ох, тошно Геребену, грешнику!"
Вот лишь несколько кратких автографов древних новгородцев на стенах храма святой Софии. А ведь их многие сотни! Среди авторов надписей - Федор, Кулотка, Местята, Побратослав, Гереша, Борька, Глеб, Белько, Петр, Мина, Михаил, Лавр, Гюрьга, Павел, Остромир, Далята... Ряд этот можно продолжать долго. Иногда надписи бывали коллективными: "Ярополча дружина писали: Радочен, Андрей, Петр, Радигост".
Инструмент для письма почти у всех был под рукой. Во время археологических раскопок ученые часто находили костяные, металлические или деревянные стержни с острием на одном конце и маленькой лопаточкой на другом. В них имелось отверстие, видимо, для шнурка, с помощью которого стержни крепились к поясу.
Назначение этих предметов почти 100 лет было загадкой. Их находили в Киеве и Пскове, Новгороде и Чернигове, Смоленске, Рязани и еще в двух десятках древнерусских городов. Чему они служили? Сначала назвали стержни "булавками". После появилось другое объяснение-"ложечки для церковного причастия". Потом третье - "инструмент для обработки кожи". Кто-то объявил их "обломками браслетов"... Ясно было, что это обыденные, повседневно нужные древнему человеку вещи, потому и встречаются они повсюду в большом количестве. Но для чего и кому они бывали нужны, оставалось непонятным, пока не произошло одно из крупнейших открытий отечественной археологии - находка берестяных грамот. Оказалось, что стержни - это "писала", с помощью которых чертили буквы по бересте. Привешенные к поясу, они и в церкви были под рукой. Поэтому столь часты надписи-граффити на стенах древних храмов. Обычай этот угасает, как точно подметил советский археолог Валентин Лаврентьевич Янин, только в XVI веке, когда дешевая бумага и чернила вытесняют из употребления бересту, а вместе с ней и ставшие ненужными "писала". Их исчезновение обусловило и исчезновение граффити на стенах соборов - теперь под рукой не было нужного инструмента.
Иногда авторы надписей не ограничивались краткими автографами, которые должны были запечатлеть их присутствие в святом храме. И тогда буйный веселый нрав новгородского удалого молодца вдруг проглянет из надписи, нацарапанной на стене 1000 лет назад.
"Якиме стоя усне, - написал один из них про заснувшего на долгой службе друга, -а рта и о камень не ростепе[8]". То-то, наверно, посмеялся написавший, разбудив приятеля в конце службы!
А какие-то друзья - не разлей вода, - по обычаю, восходящему к языческим верованиям, на лестнице внутри храма устроили настоящий пир-братчину да еще оставили на центральном столбе лестничной башни свидетельство о своем веселье: "Радко, Хотко, Сновид, Витомир испили лаговицу[9] здесь повелением Угрина. Да благослови бог то, что нам дал! А ему [щедрому Угрину] дай спасение! Аминь!" Вот так новгородское веселье, рядясь в благообразную церковную одежду, проникало даже в святой храм.
Кто не осмеливался на такую дерзость, искал себе развлечений потише и поскромнее, чтобы хоть чем-то заняться во время службы. Разговаривать в храме поп не велит, так кто-то приятелю на стене загадку нацарапал - пусть отгадает! "Голоде железный, камяны перси, медяная голова, липова челюсть, в золоте..." Что такое? "Гадай, гадай, приятель! А выйдем из церкви-отгадку скажу! Это же храм божий! Голос-звон железный у него, грудь каменная, голова - медный купол, золотом крытый, а липовая челюсть - легкое крыльцо!.."
Скрупулезно, шаг за шагом были обследованы учеными стены многих древних зданий, открыты тысячи надписей, свидетельствующих о широком распространении грамотности на Руси. Большинство авторов надписей в церквях - безвестные простые люди, но найдены и автографы знаменитых людей древности. В киевском храме святой Софии академик Борис Александрович Рыбаков нашел автограф самого Владимира Мономаха!
Тысячи надписей, многие сотни имен открылись на каменных стенах древних построек, стали неопровержимыми доказательствами широкой грамотности древнерусского люда. И если еще оставались сомневающиеся в этом, то судьба уготовила им незавидную роль людей, окончательно посрамленных в своем упрямстве. Произошло это в последние 30 лет, а началось в обычный день 26 июля 1951 года.
"Я ЭТОЙ НАХОДКИ ЖДАЛ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ!"
Есть странная закономерность в том, что большие открытия совершаются в будничной, начисто лишенной не только какого-то величия, но даже и малой торжественности обстановке. Архимед сидел в ванне, когда его осенило понимание закономерностей взаимодействия жидкости и помещенного в нее твердого тела. Ньютон обязан открытием закона всемирного тяготения падению переспелого яблока. Великая периодическая система элементов явилась Д. И. Менделееву во сне, и он записал ее, поднявшись с постели, едва одетый...