Паузу он смог затянуть почти на четыре дня. Когда на четвертый день вечером набирал номер Кати, поймал себя на том, что волнуется — ну, примерно, как лет тридцать назад волновался, назначая первые в своей жизни свидания.
Катя узнала его сразу. Голос ее был нейтрально–приветлив, что называется, профессионален — что почему–то Гурова неприятно покоробило. Впрочем, она согласилась принять его немедленно.
Первые минуты встречи были такими же натянутыми, как и телефонный разговор, — Катя с небольшими вариациями прокручивала дубль их первой встречи: профессиональная очаровательная улыбка, профессионально любезно поблагодарила, что пришел, профессионально восхитилась чудными лилиями. Они сели в гостиной выпить вина …
…А потом Катя наклонилась к нему, взяла за руку и неожиданно спросила:
— Сережа, извини за некорректный вопрос, — почему ты не пришел раньше?
— Боялся, — честно ответил Гуров.
— Чего?
— Зависимости — мне с тобой слишком хорошо.
Гуров опять удивился умению Кати молниеносно перемещаться — она почти мгновенно очутилась у Гурова на коленях в уже знакомой позе — держа его за уши, глаза в глаза:
— И это, сударь, по–вашему, извинительная причина, чтобы девушка ждала, страдала и практически выплакала себе единственные глаза? Благородно ли это с вашей стороны?
— Правда ждала и страдала?
Катя тяжело вздохнула, встала, подняв за собой Гурова, жарко прошептала ему на ухо «Честное благородное слово!», мягкой подсечкой уложила на ковер и стала сдирать с него брюки.
— Эй, — удивился Гуров такому повороту, а заодно и нарушению стандартного для проституток и привычного для него распорядка, — а душ?
— Душ еще надо заработать! Если всяких грязнулистых мудил просто так пускать в душ, то они вообще неделями будут пропадать бог знает где!
Потом они лежали, тесно обнявшись, на колючем ковре, но на кровать перейти было лень.
— Скажи честно, Серенький, у меня, наверное, неприятные поза и движения, когда я кончаю? И звуки какие–то странные из меня лезут?
— Ты знаешь, Катюш, — подумав, сказал Гуров, — с одной стороны, вроде да. Только вот — я понимаю, что на второй встрече это дико звучит, — но я, ей богу, ощущаю тебя близким человеком… У тебя уже появились новые желания?
— После выяснения нашей близости — да.
— Слушай, давай чуть–чуть отдохнем. Все–таки я уже довольно старый.
— Ну, мне нравится цвет сыплющегося из тебя песка. Вернись, пожалуйста, к моему вопросу.
— Окей. Так вот, когда …э-э… осуществляешь дефекацию… Ну, чего ты ржешь? Говорю же, старый я, стеснительный.
— Просто вы так культурно выражаетесь, мужчина! А откуда у вас такое произношение? По–моему, надо: дэфекация. И слово «секс», пожалуйста, потрудитесь произносить правильно: сэкс. А то у меня возникает комплекс неполноценности — черт знает чем занимаюсь тут с вами!
— Катюш, я родом из такой глубокой и самобытной провинциальной жопы, что поправлять мое произношение — только портить. Но слово «секс», снисходя к твоим проблемам, постараюсь подтянуть. Возвращаясь к твоему вопросу на доступном языке: когда кто–то посторонний срет, наблюдать неприятно. Но когда это делает близкий человек — отношение совсем другое, такое, знаешь, сочувственно–благожелательное. Вот и у меня примерно так же к проявлениям твоего оргазма.
— Честно–честно?
— Честно–честно.
— А тебе обязательно нужно уходить? А то я по тебе соскучилась. Если ты женат, может, как–нибудь отмажешься? Денег никаких не надо. Вообще, кстати, прошу тебя деньги из наших отношений исключить.
— Я старый холостяк и уходить мне никуда не нужно. Но не уверен, что тебе будет со мной комфортно, — может, я храплю или лягаюсь. Я уже лет десять ни с кем не спал.
— А почему?
— Ни с кем, кроме тебя, солнышко, судьба не сводила последние годы, чтобы хотелось спать вместе.
— Вы льстец.
— Отнюдь, сударыня!
— Пошли в постель?
— Пошли.
— Серенький, ты меня заинтриговал знанием Пушкина. Откуда у тебя такая фишка?
— Просто люблю стихи. Девятнадцатый век меньше, просто кое–что помню обрывочно. В основном читаю иногда более современных.
— Наизусть что–нибудь помнишь? Почитай, если не в напряг.
— Ну, честно предупреждаю, что читаю плохо, как все любители — с унылым подвыванием: