Дмитрий Викторович Распопов
Начало пути
(Мастер клинков – 1)
– Ну что ж, – почесав затылок, сказал я сам себе, перекладывая монеты в кошель. – Левел первый: скилы на минимуме, из бабла пятьдесят золотых, задача – захватить мир.
Пролог
– Ма-а-а-акс! – раздался дружный, многоголосый крик со двора.
Я, сидя за столом, готовил ненавистное задание по русскому языку. Ну, не виноват же я, что эта училка невзлюбила меня с первого взгляда и всегда придиралась ко мне на каждом уроке?! А вчера так вообще, за неприготовленные уроки вызвали мать в школу, и именно поэтому я сейчас сижу дома, а не гоняю в хоккей с друзьями.
– Ма-а-а-акс!!! – раздался крик громче прежнего.
Я, не выдержав, встал из-за стола и подошёл к окну: внизу стояла почти вся команда нашего двора и дружно кричала, вызывая меня на улицу. Они прекрасно знали, что я наказан. Более того, я был заперт дома с отобранным мобильником, запретом брать трубку домашнего телефона и, что самое обидное, включать папин компьютер. Поэтому они и вызывали меня старым проверенным способом, надеясь, что я смогу смыться из дома. Ведь они не могли играть без своего вратаря.
Едва ребята увидели меня в окне, как зашумели ещё сильнее, но я лишь развёл руками, показывая им, что ничего не могу поделать. Мама и папа очень рассердились из-за вызова в школу, а конкретно – разговора с Марьей Степановной. Нет, конечно, меня и раньше наказывали, запрещали гулять, включать компьютер, но такого тотального облома у меня ещё не было никогда.
Несмотря на мои жесты, ребята во дворе не успокоились, на них уже стали кричать соседи из квартир ниже моей. Пришлось самому высунуться в форточку и прокричать:
– Меня не выпускают! Можете не ждать, пацаны, меня не выпустят все выходные.
Ребята обиженно, но потом сочувственно загудели и, махнув мне руками, направились к ледовой «коробке» в соседнем дворе.
– Максим, опять холод в дом пускаешь? – раздался за спиной недовольный голос мамы.
Я быстро вылез обратно, закрыл форточку и, делая виноватый и просящий вид, обернулся к ней:
– Ну мам, там ребята приходили, у нас сегодня встреча. Знаешь, как им нужно моё присутствие?!
После этих слов глаза мамы заметно подобрели, а голос слегка дрогнул:
– Нет, Максим, ты наказан и проведёшь все эти выходные дома, уча уроки.
Видя слабину мамы, я сделал совсем умоляющий вид:
– Ну мам, ну пожалуйста. Я всё выучу, когда приду, честно. Сама игра всего-то на пару часиков, ну пожалуйста. Я даже потом полы помою в квартире, – попытался я поторговаться.
Уж не знаю, что повлияло на маму, мои мольбы или обещание помыть полы, но разрешение было получено. Я, на радостях поцеловав её в щёку, бросился одеваться. На ходу подхватывая приготовленные в коридоре вратарские принадлежности с коньками, я, прежде чем выйти за дверь, обернулся к стоящей матери.
– Спасибо, мам, ты у меня самая лучшая.
Сказав это, я, хлопнув дверью, бросился вдогонку за ушедшими ребятами.
Когда я прибежал, счёт уже был 2:0 – наши проигрывали. Быстро нацепив пластиковые доспехи, одев сверху телогрейку, я опустил решётку со шлема на лицо и встал в ворота. Все ребята были рады моему появлением, говоря, что теперь зададим жару этим задавакам.
«Лучше бы остался дома», – думал я, медленно поднимаясь по лестнице домой, несколько часов спустя. От моего хорошего настроения не осталось и следа.
Нет, саму игру мы выиграли со счётом 5:2. Но вот потом, после матча, недовольные проигрышем соперники стали задирать одного из наших, и состоялось ледовое побоище, тут же, на «коробке». К сожалению, в этой битве мы проиграли и теперь, хромая домой, я даже не представлял себе, что со мной будет. Катастрофа заключалась в том, что убегая из дома, я в спешке набросил на себя тот пуховик, в котором ходил в школу, жутко дорогой и подаренный мне отцом всего месяц назад, на день рождения взамен предыдущего, затёртого от постоянных падений на лёд.
– Лучше бы я остался в хоккейной форме, – с горечью произнес я, ощупывая несколько сделанных лезвиями коньков прорех, из которых на ходу сыпался пух. Лицо тоже ощутимо болело, и я совершенно не горел желанием видеть, во что оно превратится завтра.
Ещё этаж, и я замер перед дверью своей квартиры. Выхода не было, нужно было звонить, ключи я тоже в спешке не захватил. Вздохнув, нажал на звонок: в квартире проиграла мелодия «Собачьего вальса» – это папа установил её несколько лет назад.
«Хоть бы не папа открыл дверь, – подумал я. – Хоть бы не он».
Понятное дело, что по закону подлости дверь открыл именно отец.
Он в недоумении посмотрел на меня, словно не понимая, что это за чудо в перьях предстало перед ним.
– Тань, иди посмотри на своего сына.
Отец позвал маму таким спокойным тоном, что я понял – это конец. Рассматривая меня насмешливым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, он подождал, пока не подошла мама, и только тогда впустил меня в квартиру. Зрелище, наверно, действительно было впечатляющим, поскольку мама всплеснула руками, а отец насмешливо произнёс.
– Явление Христа народу.
Мама стала расспрашивать меня о том, что произошло, а я, отодвигая её руки, помогающие мне раздеваться, угрюмо бормотал что-то невнятное.
– Значит, так, – раздался голос отца, – сегодня уже поздно выяснять отношения, поэтому иди, умойся, приведи себя в порядок, а завтра утром мы с тобой и поговорим.
Ничего не оставалось делать, как кивнуть и уйти в ванную. Зайдя в неё, я взглянул на себя в настенное зеркало. Не знаю, как выглядел Христос при своём явлении, но я смотрелся очень колоритно. Из зеркала на меня угрюмо смотрел взъерошенный подросток четырнадцати лет отроду, зеленоглазый, со светло-русыми волосами и совсем недавно правильными чертами лица. Теперь же лицо было, мягко говоря, несимметрично. С одной стороны во всю скулу, от глаза и до носа, наливался огромный синяк, а с другой пухло лиловым цветом когда-то небольшое ухо.
– Мда, досталось, – подвёл я итог сегодняшних приключений. Хотя нет, ещё ничего не закончилось, закончится всё завтра поутру, во время разговора с отцом.
Я разделся и осмотрел своё не по годам крепкое и подтянутое тело – постоянные занятия зимой хоккеем, а летом футболом давали о себе знать. Благодаря этим увлечениям мне не приходилось стесняться своего телосложения, раздеваясь перед девчонками на физкультуре, в отличие от многих других ребят. Кстати сейчас с этой частью организма тоже было не всё в порядке: на левом боку выделялся большой кровоподтек.
Едва я вышел из ванной и прошел в свою комнату, как прибежала мама с полотенцем, полным льда, и, постоянно спрашивая, больно ли мне, стала прикладывать его к травмированным местам. Только час спустя я сумел уговорить её заняться чем-нибудь другим, а сам закрылся в своей комнате и, запрыгнув на кровать, попытался уснуть. Естественно, получалось слабо, так как я всё время гадал о том, что мне завтра скажет отец. В аккомпанемент этим думам я ворочался в кровати до глубокой ночи, поэтому утро настало, на мой взгляд, чересчур быстро.
Проснулся я от боли: видимо, во сне неудачно повернулся на травмированный бок. Машинально схватившись за него руками, я, не сдержавшись, застонал. Кровоподтёк налился благородной синевой и зверски болел. По-стариковски кряхтя, я боком сполз с кровати и подошёл к шкафу с одеждой, одна дверца которого была зеркальной.
– Хао, вождь синелицых, – уныло сказал я своему отражению, поднимая руку в индейском приветствии: в ответ отражение состроило рожу, жуткую из-за заплывшего глаза и опухшего уха. Видок у меня был ещё тот.
– А, проснулся, – сказала мама, заходя ко мне в комнату и рассматривая меня. – Максим, ну как же ты так, весь же синий теперь.
– Мам, ну сама подумай, разве я мог оставить ребят и сбежать оттуда? – спросил я, копируя тон папы, когда он, подмигивая мне, тихо говорил о некоторых женских поступках – «Ох уж эти женщины».