— Вот, Гаврила Романович, ты спрашивал о моем секретаре, так это он и есть, — Куракин, сволочь такая, за мой счет рисовался перед Державиным.
Так, словно с холопом, князь со мной давно не разговаривал. В моем присутствии меня упоминали в третьем лице, словно вещь.
— Михаил Михайлович, рад нашему знакомству, — улыбаясь, сказал Державин.
Вот, несколько слов — и сразу ощущение хорошего человека. Если бы думал, что меня сейчас вербуют, то сказал бы, что Державин начал с правильного тона и слов. Особенно на контрасте поведения Куракина, который поддался инстинктам и стал метить свое пространство грубостью.
— Для меня большая честь увидеть вас, господин Державин. Польщен вашим вниманием к моей скромной персоне, — сказал я и выверено, с достоинством поклонился кивком головы.
Державин с некоторым недоумением, а также с немым вопросом посмотрел на князя, после перевел взгляд на рядом стоящий у стола стул. Не знаю, как Куракину, но мне эти телодвижения были понятны. Державин не в своем доме, да и по статусу он все же менее знатный, чем Куракин, поэтому было бы весьма нескромно Гавриле Романовичу приглашать меня за стол.
— Михаил Михайлович, не соизволите потратить толику своего времени и немного развлечь нас беседой? — Куракин догадался об интересе Державина и решил сменить тон.
Я, естественно, артачиться не стал. Даже излишне любезный тон, и Державина, и Куракина уже о многом говорил. Все-таки Державин приехал посмотреть на меня.
— Скажите, Михаил Михайлович, если перевести с латинского языка на русский вашу фамилию, то она будет звучать как «Надеждин»? — взгляд Гаврила Романовича искрился некоторой смешинкой, мол, «раскусил я тебя».
Я посчитал, что скрываться нет уже никакого смысла. Все, кому интересно, уже догадались о том, что некий пиит Надеждин и личный секретарь Куракина — это одно лицо. В принципе, я не собирался долго скрывать, кто есть Надеждин на самом деле. Думал с десяток вершей издать, чтобы уже точно о себе заявить, а после и сделать некую утечку информации, что Сперанский равно Надеждин.
— А вы, Михаил Михайлович, все о природе пишете? Амурные вирши? И там все птички да деревья? А мне вот уже давно и нет времени на природу выехать. Так, чтобы не проездом, а в своем поместье пожить, да птичек послушать, с деревцами поговорить, — неестественно сокрушался Державин.
Где-то минуте на двадцатой даже этот великий человек стал для меня скучным и я несколько понизил его рейтинг в своих глазах. Гаврила Романович отрабатывал чей-то заказ. Делал это несколько топорно, пусть и старался задавать вопросы витиевато с применением хитростей.
В прошлой жизни я не был специалистом по вербовке, хотя, безусловно, понимал принципы, условия и психологию этого процесса. Не скажу, что Державин меня вербует, но это и не явный допрос. Что-то среднее между двумя явлениями в разведывательной деятельности. Меня сильно давило желание прямо и четко ответить Гавриле Романовичу: «Я не масон, не английский или еще-какой шпион, не умышляю государственного переворота». Хотя про государственный переворот однозначно и не скажешь.
Интересно было посмотреть на Куракина, который недоуменно моргал, крутя головой от меня к Державину и обратно. Гаврила Романович своими вопросами уже не скрывал, к кому именно он пришел. Это становилось проблемой. В Алексее Борисовиче может взыграть самолюбие, что чревато столь непрогнозируемыми поступками и их последствиями, что уже сегодня я могу оказаться за дверью княжеского дома.
— И вы, Михаил Михайлович, знаете, что нужно сделать, чтобы бумажные ассигнации стали в одну цену с серебряными? — спросил Державин.
Я слегка растерялся. Мои выводы и проекты финансовой реформы видели только три человека. Поправлюсь, должны были видеть только три человека. Это я, князь, ну, и наследник. Из этого следует…
— Вы, господин статс-секретарь, — начал было я говорить, но мой собеседник меня перебил.
— Ну, говорил же, Михаил Михайлович, обращайтесь ко мне по имени-отчеству, — великий русский поэт одарил меня яркой улыбкой.
— Гаврила Романович, не извольте гневаться на мою дерзновенность, но мне понятна цель вашего визита. Хотелось бы поговорить начистоту, и я полностью открыт и готов ответить на все вопросы, — сказал я и увидел, как двое вельмож, сидящих за одним столом со мной, напряглись, по-разному, но оба проявили недоумение.
Державин замялся. Наверняка, он не хотел разговора в присутствии Куракина. Но я специально ввел его в неловкое положение. Пусть выкручивается.