Я знаю, что Валериан Александрович Зубов сейчас в столице, но он не должен долго задерживаться, так как Кавказ заждался вмешательства России. Тут же и Николай Александрович Зубов. По средам у них своего рода совещания, на которые неизменно приезжал и Платон. При том, фаворит исправно ездил к брату Николаю и когда не было Валериана. Сможет ли ухудшение здоровья императрицы повлиять на то, то Платон Александрович изменит свои планы. Да, но вряд ли. Екатерина Алексеевна, как и любая женщина, не очень-то допускает своего фаворита к себе в дни, когда болеет. Нет, он чаще при ней и видит и кровопускание и все остальное, но часы совместного времяпровождения резко сокращаются.
Платошка — балагур и весельчак. А когда тебе пускают кровь и делают клизмы, не до веселья.
Вот не будь я обучен в будущем, не смог бы собрать и половину имеющейся информации. Даже не так. Я не собирал полноценные сведения, я смог проанализировать все слухи и сплетни и выявить общее и наиболее вероятное.
Глава 21
Глава 21
Петербург
13 декабря 1795 года.
Уже ночью, собравшись, я выдвинулся на позицию, готовясь к самому сложному — ждать. Работа снайпера, львиная ее доля, это выбрать позицию и ждать.
Зубовы выбрали местом для своих семейных советов особняк на реке Мойке. Вроде бы они его арендуют. По крайней мере, у Платона нет никакого собственного жилья. Кстати, этот факт позволяет говорить фавориту об искренней любви к старушке Екатерине. Мол, нет поместий многотысячных крестьянских душ в них, даже своего дома нет, вот такой бессребреник. Истинная любовь. При этом он Рождественская елка, украшена множеством побрякушек. Я намерено называю все ордена «побрякушками», так как они висят на человеке, незаслуженно, от того обесценены.
Я занимал позицию на крыше особняка на другом берегу Мойки. Чуть больше двухсот метров было от меня до цели. Вполне себе расстояние, чтобы поразить объект. Сложно это будет сделать, потому говорить о стрельбе в голову не приходится, буду стрелять в туловище.
Я проверял штуцера, чистил их, пристреливал. Поразить человека такое оружие может до трехсот пятидесяти метров, проблема только увидеть цель без оптики [есть свидетельства, что англичане поражали цели из штуцеров на расстоянии в 380 метров].
Пятнадцать часов я пролежал в снегу на крыше. Пусть я и делал некоторые специальные упражнения, когда напрягал группы мышц, позволяя крови не застаиваться, но все равно была опасность, что уходить придется тяжело. Несмотря на то, что главным препятствием между мной и Платоном станет река, расторопные офицеры могут предпринять действия и перекрыть Фонтанку. Тогда получится, что между Мойкой и Фонтанкой и должен быть тот, кто стрелял. Провести всех людей через проверки и вот он я. Потому нужно будет быстро уходить, чтобы еще не опомнились и мосты через Фонтанку не перекрыли.
Карета, в сопровождении четырех лейб-кирасир прибыла к дому Николая Зубова с сумерками, когда меня все чаще стали посещать мысли уйти. Несмотря на то, что я укутался в шкуры, наверх которых одел грубо пошитый белый маскхалат, было холодно.
— Господи! Все ли правильно я делаю? — не вовремя меня посетило сомнение.
Но я смог отринуть все и сконцентрироваться только на выстреле.
Вот лихо подбегает лакей, ставит ступеньку, похожую на маленький пуфик, откидывает лесенку с кареты. Краем зрения замечаю, что из особняка выходит мужик, укутанный в соболиную шубу, наверное, это Николай Зубов. Вот открывается дверца, высовывается голова, но не могу четко ее поймать в прицел, с учетом поправки. Платон вдыхает воздух, словно в карете он ехал с немытыми конюшенными. Лакей подает ему руку, тот опирается на слугу, но не на руку, а унизительно для лакея, за его голову, попутно срывая парик со слуги. Платон что-то выговаривает слуге, который, между прочим, пока жизнь ему спасает, так как стал крайне неудобно, прикрывая Зубова.
Шаг Платона, я делаю два вдоха-выдоха и чуть разминаю палец, который затек на спусковом крючке. Еще один шаг объекта и я набираю в легкие воздух, готовясь уже выжать крючок. Мне кажется, или чуть более усилился ветер. Может это только порыв, но нельзя ждать, еще четыре шага Платона и я могу потерять цель. Делаю интуитивно поправку на ветер, набираю полную грудь воздуха, выдыхаю, замираю…
— Тыщь! — прозвучал выстрел.
Как же это получилось громко! Стук копыт лошадей и грохот проезжающих карет, как мне показалось, нисколько не заглушили звук выстрела. А частично и на это был расчет. Хотя все равно меня демаскировало облачко дыма.