Пусть Малороссия с большего и успокоилась, но лихих голов тут хватает, разные судьбы, один из таких Стойкович. Мне нужна уже и охрана и исполнители. Нельзя, чтобы какие-то криминальные бароны могли схватить меня без последствий.
— Я готов! — сказал я и сел в карету, следом рядом присела Агафья и посмотрела на меня влюбленным взглядом.
Декабристка, блин.
Гусары недоверчиво рассматривали карету и лошадей. Когнитивный диссонанс. Я же всего-то попович. Ну пусть, преподаватель, или даже секретарь вельможи, но не дворянин. А вот дорожная карета, как Куракин называл этот выезд, используемый для дальних поездок, соответствовала княжескому статусу.
Одно радовало, что не так и сильно холодно, чтобы во время секса замерзнуть в карете.
Глава 18
Глава 18
Петербург. Зимний дворец.
25 октября 1795 года (Интерлюдия)
— Вы узнали, кто такой этот Надеждин, или нет? — спросила Екатерина Алексеевна, русская вседержительница у Александра Семеновича Маркова.
— Государыня, я был занят подготовкой… — начал было оправдываться Марков.
— О ваших добродетелях и помощи Платону Александровичу я знаю. Но вы, Александр Семенович, еще и глава Тайной Экспедиции. Кроме ремонта в казематах, нужно и смотреть кто стихи пишет. Пииты они, знаете ли обладают некоей властью над умами, или же не пииты, а такие врали, как Радищев, — нравоучала императрица тайного советника Маркова [Александр Николаевич Радищев написал «Путешествие из Петербурга в Москву» где жестко раскритиковал социальную сферу Российской империи].
— Я исправлюсь, Ваше Императорское Величество, — Марков склонил голову.
— Уж будьте так любезны, — с нажимом сказала Екатерина и, приподняв свой подбородок… подбородКИ… отвернулась.
Аудиенция закончилась.
— Что смотришь, падший ангел мой? — обратилась государыня к Платону Александровичу Зубову, который сидел на кресле в уголке кабинета государыни.
— Любуюсь тобой, душа моя, — отвечал фаворит.
— Зачем ты выдернул Сперанского? — жестко, решительно, так, что Платон даже вздрогнул и чуть запутался в своих ногах, которые были переплетены на пуфике у кресла. — Зачем он тебе?
— Так поговорить с ним, Ваше Императорское Величество, — справившись с ногами, чуть споткнувшись, Платон все же встал по стойке «смирно».
— Твой интерес к этому поповичу рождает мое любопытство. Уму не постижимо, как это получается, что у Павлушки это имя звучит, после я узнаю, что ты просишь Валериана привезти тебе этого человека… — Екатерина, как только она могла, «ударила» взглядом своего фаворита. — Не стань смешным, Платошка! А нынче вон пошел!
Платон Зубов рухнул на колени и направился, ударяясь коленными чашечками о гранит, к императрице.
— Мне опала горше смерти. Не гони, душа моя! Ну не из-за того поповича ссору чинить? — перебирая коленями, Зубов приближался к Екатерине.
Пожилой императрице нравились именно такие моменты. Платон умел унижаться и восхищаться увядающей женщиной. Она знала, что любовничек заинтересовался неким Сперанским только потому, что Екатерина лишь пару раз упомянула о поповиче в присутствии фаворита.
— Уйди! Должна же я до вечера в обиде побыть. Но прознаю, что снова веселишь фрейлин… Евнухом сделаю! — сказала Екатерина Алексеевна и наблюдая на лице Платона великолепно сыгранный испуг, рассмеялась. — Пошел вон!
Платон Зубов вышел и государыня, пользуясь хорошим здоровьем, принялась за работу. Необходимо изучить ворох важных документов, в основном касающегося присоединения Курляндии, ну и других польских земель. Теперь, когда Пруссия заключила сепаратный мир с Францией, уже нет смысла оглядываться на пруссаков, но в документах должен быть порядок.
Что же касается некоего Сперанского, то государыне все, что нужно доложили и она уже знала, кто публикуется под именем «Надеждин», знает о каждом шаге князя Куракина, почти что о каждом слове этого деятеля. Сработал Александр Андреевич Безбородко. Алексей Борисович Куракин имел неосторожность писать письмо своему секретарю. Ну и как было не перлюстрировать письмо того, кто стал вхож к ближний круг наследника?
А в письме было написано о том, что князь не понимает, зачем его секретарю было печататься под псевдонимом. При том, как утверждает Безбородко, создается впечатление из письма, что Куракин сам боится сближения с наследником. Однако, ни государыня, ни вице-канцлер, который только для видимости отстранен от дел, даже не помышляли о том, что некий Сперанский является серым кардиналом и управляет Куракиным.