На койке возле входа развалился высокий крепкий парень лет двадцати на вид, хотя Радован знал, что ему уже двадцать четыре года. Федор Скоробогатов, старший сержант и командир их отделения. Он тихо похрапывал, заложив руки под голову, покрытую коротким рыжеватым ежиком. Именно в такие моменты, когда командир спал, молодые бойцы могли немного расслабиться - в отделении понятие дисциплины как-то незаметно стало определяться командирским беспределом, и Федька, отмороженный на всю голову беспредельщик, да еще с сержантскими лычками на погонах, вместе со своими корешками-подлипалами, развлекался как хотел, унижая молоденьких рекрутов. По слухам, Федька до армии был обычным петроградским гопником, имевшим даже условное осуждение - то ли за мелкую кражу, то ли за уличную разборку, подробностей Радован не знал, да и не слишком ими интересовался, да и не очень в это верил - в последнее время криминальным элементам в армию путь был заказан, кроме разве что тотальной мобилизации, чего за все время существования Балтии как независимого государства не произошло ни разу. Радован же до того, как отправиться служить, собирал сведения о балтийских вооруженных силах, поэтому представление о требованиям к рекрутам и тем более младшему командному составу, безусловно, имел достаточное, и потому зерна от плевел отличать умел.
С Радованом и Васькой отношения у командира были напряженные после одного памятного случая, произошедшего несколько дней назад. Радован сразу обозначил, что если приказы Федьки как старшего по званию, он выполнять обязан, то на просьбы старших товарищей постирать им носки или подшить воротнички на гимнастерках он вестись не намерен, тогда как Васька и еще некоторые из их отделения, прогнувшись под психологическим давлением Скоробогатова и двух его дружбанов-отморозков, нередко бегали для них за сигаретами, убирали за них туалеты и даже не раз и не два писали родным, чтобы те почаще выслали для них посылки с презентами. Содержимое посылок, понятное дело, доставалось сержанту и его приятелям.
Поскольку у Радована на гражданке не было ни друзей, ни близких родственников, интереса для армейских рэкетиров он не представлял. Но, как известно, насилие зачастую не только и не столько средство добычи денег, но и способ самоутверждения, так что мелкие подколки, подначки и наезды федькиной компании время от времени задевали и Радована. Однажды, сменившись из наряда по столовой, он в прескверном настроении вернулся в казарму, где Федька, лучась идиотской улыбкой, спросил, как там его любовница по имени Васька изволит поживать.
Парень дал резкий и неосторожный ответ, назвав командира дебилом. И заодно поинтересовался, сколько бутирата употребляла мамаша Федьки во время беременности, раз у нее родился такой вот сынок-долбодятел.
Последствия разговора, к тому же, произошедшего на виду у всего отделения, исключая, по счастью, самого Ваську и еще одного бойца, которые как раз и сменили Радована в наряде, были понятны изначально. Разборка "по понятиям" должна была произойти сразу же, если бы не внезапное появление взводного, объявившего срочное построение. Впрочем, того, что разговор так просто не закончится, визит лейтенанта ни в коей мере не отменял.
В тот же вечер, когда Радован чистил зубы перед отбоем, в умывальник, вальяжно размахивая полотенцем, вошел сержант.
- А ну, сгинули все быстро отсюда, - рявкнул он. - А ты, сучонок, - он махнул поолотенцем в сторону Радована, - стой здесь и слушай сюда, мы разговор не закончили!
Двое ребят, случайно оказавшихся в этот момент в умывальнике, боязливо поглядывая на Федьку, сполоснули водой рты и, на ходу вытирая полотенцами мокрые лица, торопливо покинули помещение.
- Что, мразь, зубы чистишь? Сейчас я их тебе считать буду, тварина!
- Считалка у тебя не выросла, - пробурчал Радован, окатывая лицо холодной водой.
"То же мне, командир нашелся. Сержантов что, по объявлению набирать стали?"
Федька, слегка ошалев от уже второго за день проявления столь откровенной наглости от молоденького "салабона", да еще по отношению к непосредственному начальнику, растерянно поморгал глазами и рявкнул:
- Ну п...ц тебе, кусок!
Радован, нащупав в кармане горсть мелочи, спокойно развернулся навстречу сержанту, ростом превосходившему его как минимум на полголовы, а массой, наверное, раза в полтора, и, когда тот размахнулся для удара, зажал в кулаке мелочь и что есть силы врезал тому по животу. Федька согнулся от боли и злобно прошептал "п...да тебе, у...бок" и попытался выпрямиться, но тут же рухнул на четвереньки - Радован сверху вниз ударил сержанта по спине, целясь в позвоночник, но попал куда-то правее. Или левее, если смотреть со стороны Федьки. Далее последовал сильный пинок в лицо, причем на счастье сержанта на ногах Радована были обычные сланцы, а не армейские берцы, иначе могла быть нанесена тяжелая травма. А так сержант отделался солидным ушибом и завалился на бок, продолжая приглушенно материться и покрывать комплиментами и Радована и его матушку, приписывая им обоим легкое поведение и статус дешевых подстилок, пока очередной пинок в лицо не заставил его на время умолкнуть.
В третий раз пнув сержанта, на этот раз в живот, приблизительно в то же место, куда минутой ранее он засветил сержанту кулаком с мелочью, Радован развернул жадно дышащего Федьку на спину. Которому, впрочем, так и не пошел на пользу преподанный урок.
- Я е...л твою мать, шлюху старую, и тебя порву, козел деревенский!
Это оскорбление окончательно рассердило парня, и он продолжил пинать и без того основательно избитого Федьку, стараясь на этот раз по лицу не попадать - очередной залет Радовану был не особенно нужен, а наутро наверняка и так придется как-то объяснять происхождение синяка, стремительно набухающего на сытой широкой сержантской харе, по которой медленно катились струйки крови из разбитых носа и нижней губы.
Попасть по лицу, однако ж, было не так просто, поскольку Федька, уже не пытаясь подняться, закрыл голову руками и свернулся на полу калачиком, продолжая отчаянно сквернословить. Вдруг Радован прекратил избиение и отступил на пару шагов, переводя дыхание.
- Ну, сука, готовься, завтра тебе не жить, - проговорил сержант, в очередной раз стараясь подняться. Это было, по-видимому, непросто, поскольку Радован основательно прошелся по нему, оставив сильные ушибы на руках и ногах, а напряженное лицо Федьки, пытавшегося наконец принять вертикальное положение, эту догадку только подтверждало.
- Заткнись, урод, - Радован снова засветил ему ногой куда-то в область грудной клетки, и сержант, так и не выпрямившись, с гулким стуком шмякнулся головой об кафельный свежевымытый пол умывальника, скривившись от боли.
"Надо бы выкинуть какой-то фортель, чтобы завтра не было попытки реванша с участием его придурковатых корешей".
Тут Радован, в светлую голову которого пришла коварная мысль, ухмыльнулся, и не в силах сдерживать себя, заливисто расхохотался своей будущей выходке. Он не знал, сколько тон смеялся, как вдруг очередной стон сержанта заставил его принять более серьезное выражение лица.
- Че ржешь, ушлепок? И на моей улице праздник будет! Мы с Жекой и Семой тебя завтра так отмудохаем, что под себя по гроб жизни на горшок ходить будешь!
- Правда, что ли? А про это ты им тоже расскажешь? - поинтересовался Радован, расстегивая ширинку на брюках.
- Ты че творишь? - в голосе Скоробогатова послышался страх. Намерение Радована он воспринял несколько на свой лад, и сейчас резко встревожился за девственность своего заднего прохода. Который, в общем-то, Радована ничуть не интересовал.
- Не бойся, маленький мой, ты не в моем вкусе, - ехидным елейным голоском комично произнес Радован, прекрасно понявший, как именно сержант истолковал его действия. - Я тебе больше скажу, ты мне противен. Но вообще мне на тебя наплевать. Да-да, срать на тебя я хотел! Или, как минимум ...