И тут Радован, прервав свой неоконченный монолог, пустил в окосевшее от столь жестокого унижения лицо Федьки прозрачную струю, и, слегка покачиваясь, стал мочиться, заливая извивающегося по полу сержанта волной горячего, терпкого позора. Как именно сержант будет смывать этот позор, Радована совсем не заботило.
И тут, в этот самый момент, близоруко прищуриваясь, в умывальник зашел Васька, в столь неурочное время тоже решивший почистить свои бивни, благо наряд по столовой, в котором он ранее сменил Радована, был им благополучно сдан очередным сослуживцам. И тут его взору предстала картина - пошатывающийся Радован, обеими руками держащийся за свои чресла, льющаяся на пол жидкость органического происхождения, и отчаянно трепыхающийся на полу командир их отделения, судорожно предпринимавший попытки подняться и прекратить экзекуцию ...
Экзекуция прекратилась в ближайшие несколько мгновений, по банальной причине того, что запас унижения в мочевом пузыре Радована успел иссякнуть. Радован обернулся на звук шагов и, заметив Ваську, весело подмигнул тому. Васька ошарашенно раскрыл рот и уставился на приятеля. Нахлынувшего на Радована веселья Васька, похоже, не разделял.
- Ты что, с дуба рухнул? - заорал Васька. - Это ж наш комод, пусть он и далеко не фонтан.
- Ну почему же не фонтан, - посмеивался Радован. - По-моему, то, что ты сейчас увидел, как раз фонтан и напоминало. На водопад, признаю, не потянуло. Но это только пока. Нет предела совершенству, ты же знаешь.
- Это же даже не залет, это ЧП! Ты избил своего сослуживца, вдобавок командира, вдобавок помочился на него средь бела дня! Ты хоть понимаешь, что теперь будет?
- А что будет? Ты же не думаешь, что наш доблестный начальник будет докладывать наверх о моей маленькой шутке? Ему потом с каким прозвищем дальше служить? Обоссанная Харя? Уринотерапевт? А какое погоняло ему дадут его приятели-сидельцы? Он и так вряд ли в большом авторитете у них, хоть и заливает нам, что чефирь гонял чуть ли не с главными петроградскими положенцами, а теперь какой статус у него будет?
- Ну хорошо, твою омерзительную выходку оставим в стороне. Я тебя, конечно, не сдам, я не из таких. Но что делать с его внешним видом? Ты по нему катком как будто проехался! Лицо - сплошной синяк со ссадинами.
- Как ты сказал - ссадинами? А что, смешно пошутил - классный каламбур получился. Ссадинами, ссадинами, ссадинами ..., - Радована все никак не отпускал нахлынувший порыв безудержного веселья, - слушай, а, может, мы его так и будем называть?
- Ты угомонишься, или нет? На нем живого места не оставил, и еще ржет!
- Предлагаешь плакать? Мне так-то все равно, - Радован вытер слезы, выступившие от хохота на его глазах, принявших игриво-лукавое выражение, - видишь, слезы уже есть.
Он снова рассхохотался, как не смеялся, наверное, уже несколько лет. Во всяком случае, Васька своего друга таким веселым видел впервые.
Впервые он видел и своего грозного мучителя, сержанта Скоробогатова, в столь непрезентабельном виде и ... плачущим! Только сейчас Васька заметил, что Федька, подергивая плечами, всхлипывает, сдерживая подкатившие к горлу рыдания и размазывая слезы по окровавленному опухшему лицу. Плечи Федьки дергались, он рыдал, не от боли, нет - его просто унизило из ряда вон дерзкое поведение подчиненного "духа", каких он десятками ставил на место еще со времен, когда сам тянул срочную, а тут наглый щенок сначала его прилюдно обругал, затем избил, жестоко унизил, попросту растоптав, а сейчас вот так спокойно и цинично говорит о нем так, будто его и нет здесь, будто он, сержант Федор Скоробогатов, пустое место! Ваське стало его немного жаль, хотя он и понимал, что сержант вполне заслуживал того, что с ним вытворил Радован.
- А чего ты такой довольный, Радик?! Такое впечатление, будто ты удовольствие получил. Ладно драка, ладно кровь и синяки, но ты же его растоптал, ты посмотри на него - он же рыдает, как дите малое!
- Скажи, а ты носки сегодня уже стирал?
- Нет, а причем тут это-то?
- Ну как, после того, что ты увидел, простирнуть твои потники еще самый минимум, что он может сделать для тебя, чтобы ты не растрепал об увиденном по всему полку.
- Да ну тебя! Я ему серьезно, а он ...
- Да и я серьезную тему тебе предлагаю. Жаль, что свои я уже постирал. Возможно, я сделал это в последний раз, теперь будет, кому перепоручить. Правда, начальство? - тут Радован, продолжая время от времени хихикать, обернулся в сторону Федьки. Радован словно желал подколоть его в очередной раз. Мол, столько времени говорил о нем как о пустом месте, и вспомнил только тогда, когда речь зашла о нестираных носках. Как будто это был единственно возможный повод, чтобы вспомнить о некоем Федоре Скоробогатове, своем, между прочим, непосредственном начальнике.
- А вообще ты в чем-то прав. Сегодня я ему чистку, стирку и уборку чего-либо не доверил бы в принципе, - продолжал Радован, снова повернувшись к сержанту спиной, - сегодня, пожалуй, ему самому не мешало бы почиститься. А то грязнуля грязнулей и неряха неряхой. Ну что ты уставился, Васек? Я вроде бы уже и так выражения подбираю, как только могу. Скоро с тобой стану таким же политкорректным, как депутат из МПР.
- Да вот думаю я.
- О чем - поручать Феде стирку носков, или продолжать заниматься самообслуживанием?
- Ты неисправим. Я не об этом, а о твоем поведении. Сегодня ты размазал по полу Федора. А завтра? Я сильно ошибусь, если предположу, что будь на месте сержанта наш командир полка, ты бы поступил с ним точно так же?
- Знаешь, как-то не задумывался. Но определенно в твоих словах что-то есть ..., - тут Радован снова задорно рассмеялся, но Ваське в какой-то момент показалось, что глаза его приятеля были совершенно серьезными. Посмеявшись еще немного, Радован вновь повернул голову в сторону сержанта.
- Ты бы уже встал что ли, да умылся. А то смех смехом, но видок у тебя такой, что краше в гроб кладут.
- Отвали, не твое дело! - голос Федьки еще подрагивал, побороть слезливое настроение от свалившегося нежданно-негаданно позора у него пока не получалось
- Тут ты прав. Не хочешь, как хочешь - так и ходи с обоссанной харей. Ну да ладно, это и правда уже не мое дело. - все так же продолжая посмеиваться, Радован вышел из умывальника.
Понятное дело, Скоробогатов раздувать скандал из этого происшествия не стал. Превращаться в посмешище ему совершенно не хотелось, да и отцы-командиры могли начать трясти все отделение, и не было гарантии, что кто-то из парней не проговорится начальству обо всех художествах сержанта - мелком вымогательстве, побоях и издевательствах над подчиненными сослуживцами. И тогда - пиши пропало, в лучшем случае придется расторгнуть контракт, в худшем Феде светила уголовная статья, а за колючую проволоку он, хоть и бравировал своим полукриминальным прошлым и мнимыми связями с авторитетными бандитами, сержант отнюдь не желал попасть. Пришлось ему выдумать нелепую историю про падение с турника, и упорно эту саму нелепицу отстаивать на допросах, которые ему за двое суток устраивали командиры - сначала взводный, а затем и ротный. Вроде бы оба офицера сделали вид, что поверили (что было крайне маловероятным), но, с другой стороны, тяжких телесных на Федьке замечено не было, благо, следы побоев на нем заживали как на собаке, ни на ком из солдат всей роты следов, указывающих на драку, тоже не было, а докладывать вышестоящим командирам об этом случае им тоже было ни к чему.
Другое дело, что Радована и Василия Федор возненавидел лютой ненавистью, усугубленной тем, что реальной возможности отомстить у него толком и не было, даже несмотря на то, что он продолжал оставаться их непосредственным начальником. Васю он даже перестал заставлять стирать свою сержантскую форму и писать письма домой насчет посылок, но свидетеля своего жуткого позора он невзлюбил почти так же, как и серба. То, что раньше Федор Ваську презирал и считал своей мелкой шестеркой, лишь распаляло его неприязнь - слишком сильно он был унижен на глазах того, кого привык в грош не ставить, и теперь он знал, что Васька с этого момента тоже испытывает к нему глубочайшее презрение. И вдобавок, Васька, в отличие от Радована, мог запросто разболтать обо всем увиденном - ему-то не приходилось думать о возможных наказаниях. Но, к чести Головачева, никто во всей части про сеанс уринотерапии так и не узнал, то ли Васька не хотел подставлять Радована, то ли по-прежнему побавивался сержанта, но он по прежнему был нем, как рыба.