— Чья бы корова мычала, — язвительно начал Гэб, с наслаждением заталкивая в рот блинчик с икрой. — Сама-то не особо признаёшь правила. И конечно, ты нажалуешься на меня отцу как самая отвратительная сестра на свете.
— Ты знаешь, что я тоже люблю эти блинчики, поэтому все их съел, — огрызнулась Лана, не заметив, как вошёл капитан Кросса. Тот замер на секунду, оглядев рассерженные лица брата и сестры, затем молча сел на своё место.
После напряженного ужина в обществе несносного брата единственное, чего сейчас больше всего на свете хотелось Лане, это подняться на палубу под открытое небо. Снаружи гуляла ночная прохлада, а лампы на мачтах таинственно освещали палубу приглушённым светом.
Лане замерла и прикрыла глаза, вокруг звучала особая морская песнь. Много путешествующий Адриан научил подругу вслушиваться в звуки волн и ветра, находить в них мелодию.
«Наверняка ни мама, ни папа, ни тем более Габриель не поверили бы в то, что море может петь, — подумала Лана. — Они бы сказали, что это всё сказки и не нужно тратить время попусту».
Опустившаяся ночная темнота была почти осязаемой, и девушке пришлось напрячь зрение, чтобы добраться до борта корабля, куда едва дотягивался тусклый свет ламп. Морская даль блестела, отражая на поверхности две дорожки обеих лун. Почти звенящая тишина изредка нарушалась плеском и поскрипыванием.
Внезапно Лана ощутила, как в груди растекается тоска, мелкая дрожь пошла по телу. Затем пришел страх смерти в полном одиночестве.
«Если я спрыгну вниз, повешусь на этой вот мачте или просто воткну себе в горло вилку, никто не будет страдать из-за этого. Никому нет дела до того, что умерла какая-то девчонка. Мама с папой погрустили бы, но недолго: любая боль когда-нибудь проходит, а Габриель вообще был бы рад, если б я исчезла из его жизни, — мрачно подумала Лана и сразу испугалась своих мыслей, крепко стиснув борт корабля. — Но Адриан бы страдал, я это точно знаю, потому что он настоящий друг. — Картина ночного моря поплыла перед глазами, и крупная слеза скатилась по щеке девушки. — Хотелось бы сделать что-нибудь такое, что запомнят на долгие века. Но разве это возможно, когда любой отличившийся человек воспринимается в обществе так же, как и грязное пятно на белой шёлковой ткани».
«Творец… почему такие мысли лезут ко мне в голову? — спросила Лана тёмное небо над головой. — Почему я не могу просто веселиться, радоваться жизни и никогда не тосковать просто так? Я добилась плавания в море, которое я большего всего люблю. Почему это меня не радует так, как мне хотелось бы?»
Лана не переносила моменты тоски и безысходности, когда подобные мысли начинали атаковать ее сознание, и при этом она ощущала себя душевнобольной. Полностью погружённая в себя и борьбу с накатывающим отчаянием, она не заметила, как на палубе стало заметно темнее. Фонарь на фок-мачте погас.
Встрепенувшись от заметно изменившей атмосферы вокруг, девушка повернулась и недовольно спросила в темноту:
— Кто потушил лампу? Капитан приказывал оставить их гореть всю ночь.
В ответ Лана услышала только звон стаканов да дружный смех матросов под палубой. Отойдя от борта, увидела, как второй фонарь на грот-мачте начал медленно потухать.
«Да в чём дело? — подумала девушка, а по спине пробежал холодок. Отчётливая мысль прозвучала у неё в голове: — Что-то не так».
Тревога разрослась и начала брать верх, когда последний фонарь стал тёмным. Палуба погрузилась в непроглядный мрак. Лана отчетливо слышала своё сбивчивое дыхание и ощущала неприятный, ледяной ветер, взъерошивший ей волосы.
Со стороны носа корабля начали раздаваться посторонние звуки, от которых по коже побежали мурашки. Там однозначно что-то происходило. В следующее мгновение тишину разорвал громкий звериный рык, а следом яркая зелёная вспышка ослепила Лану. Девушку отшвырнуло в сторону — она упала, успев ощутить дикую боль в вывихнутой ноге и то, как ее бедро приложилось о деревянную палубу. Всё погрузилось в темноту.
Когда сознание и зрение вернулись к Лане, она огляделась. Взгляд сфокусировался на двух больших бочках по бокам, кто-то оттащил ее в сторону и привалил к мачте. Затем тысячи душераздирающих криков, лязг металла, звериный рык и предсмертная мольба шквалом обрушились на девушку. Первым желанием было сорваться и убежать в свою каюту, спрятаться под кровать и зажмуриться, но перед глазами появилось чудовище с окровавленным мечом, поднимающееся на палубу. Лана тихо завыла от ужаса, зажав свой рот ладонью, и вжалась в мачту. Это было именно чудовище. Паника попыталась затопить сознание, но девушка взяла себя в руки и передвинулась чуть правее за бочку, чтобы монстр её не заметил.
«Мамочки… что происходит?! — ошеломлённо пыталась сориентироваться Лана. — На нас напали…? Боже, что делать? Мамочка… Так, нужно успокоиться».
Отдышавшись от первого шока и собрав крохи смелости, которые развеивались при каждом новом крике убиваемых матросов, Лана выглянула из-за бочки и увидела картину, которая отпечаталась на ее сетчатке и потом ещё долго приходила в кошмарных снах. Палуба была освящена факелами, брошенными прямо на деревянные доски, и вымазана в крови. Лана проглотила очередной вскрик ужас, протерла слезящиеся глаза рукавом платья и присмотрелась. Нападавших монстров было немного, все огромные шерстяные под два метра ростом, в чёрных плащах и с оружием на перевес. Несколько из них прижали вооруженный отряд матросов к левому борту. Вокруг было разбросано множество искалеченных тел, из которых два или три шевелились и звали на помощь, неистово вопя. Все это представляло самое страшное зрелище, которое Лана когда-либо видела. Тело девушки начала бить дрожь, она посмотрела на свои пальцы, которые словно покрылись льдом.
— Принять круговую оборону! — кричал молодой голос во главе отряда.
— Габриель… — прошептала Лана, всматриваясь в лица остальных выживших.
Нечто бесформенное пролетело в воздухе и с силой врезалось в бочку, за которой сидела девушка, её откинуло на несколько метров к другой мачте. Придя в себя после удара, Лана, постанывая от боли в вывихнутой ноге и от нового ушиба плеча, начала отталкивать руками от себя этот бесформенный снаряд.
— Ну же… Давай! Ещё чуть-чуть. О, Господи… — вопль ужаса вырвался из ее груди. Этим снарядом оказался обезглавленный труп матроса Элмера. Кровь сочилась из рваной раны на шее, заливая светлое платье Ланы. Силой воли девушка заставила себя заткнуться и сдержала новый визг, разрывавший горло. Посмотрела на свои руки, они все были в тёплой вязкой жидкости с медным запахом. Чувствуя, как её замутило, Лана поскорее отползла от обезображенного тела, изо всех сил пытаясь подавить подкатившую к самому горлу тошноту.
— Мама, мамочка… — бормотала она, заливаясь слезами и, не подозревая, что в этот момент где-то далеко отсюда, в Уест-Уортленде, её мать проснулась с тревожным чувством.
«Только не теряй сознание, не теряй», — убеждала Лана сама себя.
Посмотрев в сторону сражения, она увидела, насколько сильными были эти монстры. Отряду из моряков и отцовской охраны во главе с Габриелем ни за что не справиться.
«Я должна им помочь, — промелькнуло у Ланы в голове, но другой испуганный голос закричал более реальные вещи: — Как? Я ничего не умею. Мы все погибнем! Думай, думай. На что тебе голова дана!»
Неожиданная мысль ворвалась в сознание, девушка вспомнила, что внизу, в трюме, лежит ящик с ручными бомбами, его приказал положить генерал Лангоф на всякий случай. Тогда Лана фыркнула, что это только будет занимать место на корабле, а сейчас благодарила Творца за то, что у отца хорошая интуиция.
В это мгновение чужаки прорвали ряды.
— Рассредоточиться! — отдал приказ Гэб. — Бить по одиночке! — Потом добавил: — Только Бог поможет нам.
В его голосе слышалось отчаяние — он не верил, что они выживут. Бросившись к правому борту, Габриель увернулся от меча чудовища и кувыркнулся по палубе в сторону лестницы, ведущей в трюм. Соперник был очень силён и передвигался с невероятной для такого большого тела скоростью. Гвардеец никак не мог подобрать подходящую атаку и ушёл в глухую оборону. Несколько секунд, длившихся целую вечность, он только и делал, что уворачивался от сокрушительных ударов острого, как бритва, меча. Пара ещё живых матросов пронеслись мимо и сбили его с ног. На палубе никто из команды уже не действовал в соответствии с отработанным для данных ситуаций планом. Враг был слишком силён и яростен. Многие были убиты, вокруг хаос и паника. Сбитый с ног Габриель покатился по палубе и потерял своего врага из виду.