— Серёжа… вы нас просветите насчёт того, что же мы всё-таки наблюдаем, — сказал шеф, предварительно прокашлявшись.
— Боитесь, что глаза подводят? Нет, с глазами у вас всё в порядке, — начал я таким тоном, как будто собирался продать им эту препарированную обезьяну. — Вы имеете возможность видеть абсолютно мёртвое существо, которое при этом отказывается таковой факт признавать. При этом существо проявляет ранее несвойственную ему склонность к агрессии.
— Портальное сердце? — спросил Биллитон, почесав в затылке.
— Нет. Сначала я тоже так думал… — вздохнул я и театрально скрестил руки на груди. — Впрочем, мы все так думали и наблюдали это на первой стадии работы, но теперь всё не так. После вскрытия оживлённого трупа я обнаружил, что клапаны печени продолжают работать. Тогда я физически разрушил их, прекратив работу так называемого «портального сердца». Кроме того, в этой обезьяне сейчас нет почти ни грамма крови. Я её просто откачал. Вместе с тем, как видите, она не намерена успокоиться. Если её отпустить, она, как и подобает ожившему мертвецу, попытается нас сожрать. При этом она предпочтёт нам обезьяну одного с ней вида. Склонность к каннибализму у неё доминирует.
— Есть теория, зачем ей это? — спросил шеф.
— Есть, — кивнул я. — Думаю, что она нуждается в генетическом материале для изменения организма.
— Она же мёртвая, — деликатно напомнил мне шеф.
— Да, — кивнул я. — Но организм всё равно живёт, просто другим способом.
Шеф замолчал, подумал, затем кивнул:
— Согласен. Жизнедеятельность налицо. Что ты ещё накопал?
Накопал я уже немало. Всё же два выходных просидел на работе, не вставая. И некоторый материал уже появился.
— Я пытаюсь просто систематизировать то, что мы имеем в результате несчастного случая с обезьяной, и никак не могу закончить. Всё переворачивается с ног на голову.
— Ну, давай кратко пробежимся по выводам.
— Давайте, — согласился я. — Первое: мы получили вирус с очень высокой вирулентностью, чего не искали. Заражение может произойти любым путём, вплоть до воздушно-капельного. Достаточно просто находиться рядом, и ты инфицирован. Обезьяна в клетке, которую я подносил к обезьяне-зомби, уже инфицирована, я взял анализы крови. При этом нет никаких признаков болезни, вирус ведёт себя крайне неактивно. Тогда я снова взялся за крыс и, чтобы не возиться и не мудрить, просто впрыснул четырём крысам подкожно кровь обезьяны-зомби.
— Откуда такая вирулентность? И что получилось?
— О вирулентности… Вот изображение вируса… — Я покликал мышкой на экране монитора, выведя изображение чего-то, напоминающего цифру 6. Поэтому и вирус мы прозвали «Шестёркой». Решили, что называть «Девяткой» — много чести. — Видите эти волоски? Раньше их не было, а теперь вирус «полетел», чего раньше за ним не наблюдалось. А по поводу впрыскивания крови мёртвой обезьяны живым крысам… Получилась неожиданность. Все крысы умерли в течение часа и через пять минут восстали из мёртвых. Они не проявили никакого интереса друг к другу, но когда рядом с их клетками я поставил клетки с живыми крысами, зомби впали в агрессию.
— Живые крысы инфицированы? — уточнил шеф.
— Именно! — подтвердил я. — Инфицированы все до одной, но помирать не собираются и чувствуют себя прекрасно! Никаких признаков какой-либо болезни. Более того, две крысы были из числа «гепатитных», и теперь вирус гепатита у них явно находится в подавленном состоянии. «Шестёрка» уничтожает заразу. Тогда я сделал следующее: запустил в клетку к крысе-зомби живую крысу. Зомби намного медленней живой крысы и явно слабее, но у живой крысы началась настоящая паника, она даже не могла обороняться. Как будто все её оборонительные инстинкты дали сбой, в них не заложена схема обороны от ожившего трупа.
Я дал шефу с Джеймсом полюбоваться на видеозапись мечущейся по клетке белой крысы. Вторая крыса неуклюже преследовала её, переваливаясь с боку на бок.
— Возможно, — поджав губы, произнёс Биллитон. — И что было дальше?