Алик молчал.
— Ну и еще если пчел рядом с полями разводить. — подколол я Алика, но он даже не отреагировал, отошел к окну и стал задумчиво смотреть на мокрые крыши.
— Есть два пути заражения посевов, — продолжил я. — От рожков, зимующих в поле, и от рожков, хранившихся с семенами. С опавшими рожками борются вспашкой поля — склероции оказываются на глубине и не могут прорасти. Чтобы они прорастали и заражали урожай, нужно сажать по стерне без вспашки, что и будет делать Лысенко позже. Но в 1937 году он этого еще не придумал, а использовал зараженный семенной фонд. Склероции из такого семенного зерна при озимом севе осенью попадают в землю и зимуют там, добавляя свою долю к заражению ржи. В случае же яровой посадки эта часть рожков не активируется. Но если мы проводим яровизацию по Лысенко, то получаем отличный способ заражения. А если мы в этот же момент кастрируем самоопыляемые культуры, то можем заразить еще и озимую, и яровую пшеницу, а также ячмень и овес. То есть эти два агроприема дополняют и усиливают друг друга. Проводимые вместе, они дают возможность заразить вообще весь урожай зерновых.
— Я помню эти фотографии женщин-колхозниц, перелопачивающих зерно в каких-то подвалах и сараях и заливающих его водой для охлаждения, — глухо откликнулся Алик. — Яровизация была принята как официальный агроприем с 1936 года, тогда же, когда и кастрация колосьев. И все это попало на влажный 1937 год, да еще и на солнечный максимум.
— Продвигать яровизацию и экспериментировать с ней Лысенко начал значительно раньше. Я выяснил, что в 1929 году в старинном университетском городе Иена в Германии вышла работа немецкого ученого Генриха Кирхгофа, подводящая итоги его исследований спорыньи. Кирхгоф выращивал спорынью на ржи в Хассельфельде, в сотне километров от Иены, при разных температурных режимах. В своей брошюре Кирхгоф опубликовал результаты наблюдений и обозначил наилучшие условия прорастания рожков. Он указал, что склероции лучше всего прорастают, если находились несколько недель под действием низкой температуры от 0 до 5° в условиях повышенной влажности.
— И в это же время, — подхватил Алик, — Лысенко выдвинул понятие яровизации, а затем предложил для увеличения урожая мочить и охлаждать семена на несколько недель до температуры не выше 5° якобы для улучшения урожая. Урожай чего именно улучшится в реальности, он скромно умолчал. Так ему удалось добиться возможности заражения любой ржи. Следующим этапом надо было заразить пшеницу и ячмень. Для этого Лысенко придумал способ кастрации цветков под прикрытием полезности внутривидового скрещивания. Склероции спорыньи, попавшие в зерновую массу, активировались холодом при яровизации и прорастали, резко увеличивая заражение полей. Теперь не только ржи, но и кастрированных Лысенко пшеницы, овса, проса и ячменя. Все верно ты описал. Но как этого никто не замечал раньше? Ведь на поверхности же все.
— Это и есть вопрос опознавания слона. Или вопрос Шерлока Холмса о спрятанном на самом видном месте, где никто не будет искать. Напомню, что и ты, углубленно изучая спорынью, этого не заметил. Впрочем, возможно, тех, кто потенциально мог что-то понять, убрали заранее: ведь рекламировать яровизацию стали с ноября 1929 года, а следом с декабря пошла серия так называемых закрытых «академических процессов», в течение которых были репрессированы историки-архивисты, краеведы, почвоведы. Согласно библейской притче, только жнецам хозяин мог поручить задачу отделить пшеницу от плевелов, рабы бы не справились. Но если опытных жнецов предварительно уничтожить, то кто при жатве сможет правильно отделить плевелы? Кстати, в опьяняющем плевеле, о котором шла речь в притче, тоже ядовитые грибные микотоксины. А позже и вовсе опасно стало что-либо говорить против яровизации. Ведь ее противников Лысенко клеймил вредителями и классовыми врагами. А от такого обвинения до приговора — путь в то время недолгий. К тому же люди вообще не любят думать и крайне невнимательны.
— Но все это слишком уж на поверхности! — Алик бросился к нетбуку.
— Давай, посмотри, убедись своими глазами. Я полночи этим занимался. Думаешь, сегодня реакция была бы другая? Я готов побиться об заклад, что даже если эти выкладки сейчас напечатать во всех газетах, блогах и соцсетях, то 99 процентов прочитавших начнут всерьез спорить, говорить, что это полный бред, но никто не бросится читать Кирхгофа, смотреть энциклопедии по грибам и сравнивать с указаниями Лысенко. Никто не станет проверять информацию, если она эмоционально раздражает. Бессмысленные споры и хо-ливары — это стиль мышления постмодерна. Те же, кто сравнит и увидит идентичность, просто пожмут плечами, махнут рукой и займутся своими делами, а прочитанное назовут «курьезной гипотезой вреда яровизации». И не важно, что звучать это будет как «сомнительное утверждение о том, что брошенная в облитый бензином сухой хворост спичка вызывает пожар». Шаблоны психики крепки как броня.