— На что хватило?
— Подумалось, что и голодомор может быть с этим как-то связан. Ведь согласно лысенковскому журналу «Яровизация», девяносто процентов яровизации в 1932 году было проведено именно в Украине.
— Полагаешь, не все люди умирали от голода, но некоторые и от отравления? А отбор зерна был на самом деле операцией прикрытия, чтобы замести следы яровизации? Вряд ли. Яровизация была еще опытной, до масштаба 1936 года очень далеко. Год был тоже влажный, спорынья появилась бы все равно, а возможностей у Лысенко усилить процесс было явно недостаточно. Я люблю конспирологию, но, согласись, это уже чересчур. Отравления спорыньей регулярно встречаются в украинских документах того времени, но их не так много. Максимум, что я видел — четыре сотни колхозников в августе 1932 года. Была еще вспышка в Белоруссии в том же 1932 году, но тоже небольшая. В Марийской области проблем со спорыньей на тот момент было даже больше, Облздраву специальные санотряды пришлось посылать. С Нижней Волги сообщали, что «развитие спорыньи ржи принимает угрожающие размеры». Так что спорыньей как сопутствующим фактором можно, конечно, объяснить провоцирование «волчьего голода» и известные случаи каннибализма, но не более. Единственный момент — если данные по вспышке в Белоруссии, например, публиковались открыто, то сведения из Украины проходили под грифом «совершенно секретно».
Алик быстро защелкал клавишами.
— Не все данные засекречивались. Зараженность спорыньей в Украине действительно резко увеличилась в 1932 и 1933 годах, это открыто публиковалось в сельскохозяйственных журналах тех лет. Вот, например, отчет Украинского научно-исследовательского института зернового хозяйства от 1935 года:
Из ряда последних лет 1932 и 1933 гг. характеризовались на Украине сильным развитием спорыньи. В 1932 г. это особенно резко выразилось в Полесьи и в некоторых районах Лесостепи (преимущественно в районах, расположенных по Днепру). Здесь в отдельных местах было выявлено необычайно сильное поражение. Так, например, Украинским институтом зернового хозяйства были получены сведения из отдельных мест Драбовского района о 40 % поражении ржи. Об интенсивности проявления спорыньи в 1932 г. в областном разрезе можно судить по данным Службы учета укр. ОБВ и хозяйственных организаций НКЗ УССР, проводивших обследования зерна ржи на примесь в нем рожков спорыньи.
— Относительно совпадает с картой голодомора. Однако зачем скрывать заражение, получая обвинение в го-лодоморе миллионов людей? Только для того, чтобы не подставить Лысенко и его метод? Сомнительно это.
— Вот уж не знаю. Теоретически, «черные доски», на которые заносились хутора и станицы, не справившиеся с планом хлебосдачи, вполне могли служить для прикрытия проблем. Хлеб отбирали, но ходили истории о гниющем на элеваторах зерне. Оно могло там гнить, потому что зерно это пускать в пищу было нельзя. И сказать, что оно заражено — тоже по какой-то причине нельзя. Но вот почему? Всего лишь за шесть лет до того большая эпидемия эрготизма прокатилась по Уралу, и ее особо не скрывали.
— Эпидемию на Урале по смертности с голодомором сравнивать даже нельзя, там всего заболевших было несколько десятков тысяч. Впрочем, причина замалчивания могла быть довольно проста — это же смертельный удар по коллективизации. Все коту под хвост. «Вот до чего доводят колхозы!»
— Все это окружение напоминает карантин. Может, подумали на какую-нибудь заразную болезнь, чуму, например?
— Если тогда и травились зерном, то скорей уж основным виновником был фузариум. Этот род грибков убивает не хуже, и считается, что именно фузариоз вызывал серьезные эпидемии с массовой смертностью во время войны и вплоть до 1947 года. Спорынья же живет на живых злаках. В ямах и схронах, где некоторые крестьяне прятали зерно, она не развивается. И пик смертности от нее не в мае-июне. Лысенко тут напрямую не замешан. Яровизированных им полей — менее полпроцента на тот момент. Это хорошая задача для историков — составить карту колхозов с яровизированными посадками и сравнить с конкретной картой смертей по селам. До тех пор спекулировать толку нет.
— Такой подробной карты смертности, кажется, нет вовсе. Когда вопрос становится политическим, объективные данные тонут под слоем идеологического мусора. Это как в Америке с геноцидом индейцев.
— Кстати, о геноциде. А индейцы, случайно, не страдали от завезенной колонистами ржи?