— Раньше помню. Другой мир, — я старалась говорить максимально кратко, медленно проговаривая слова, — сейчас только язык.
— Другой мир?! — мой коллега по несчастью был удивлен, но нельзя сказать, что слишком сильно, — и что последнее ты помнишь про другой мир?
— Смерть. Мою.
— Надо же! Я читал про что-то подобное в древнейших хрониках, но не думал, что могу столкнуться с этим в жизни! Давно ты пришёл в себя?
Непонятно. Я что, так мужеподобна?
— Пришла. Не знаю. Не могу двигаться, — с каждой минутой говорить становилось легче.
— Простите, тари, я не понял, кто вы, — мужчина явно смутился, — а двигаться вы скоро начнете, если я правильно помню ритуал объединения. Могу попробовать помочь, вы позволите?
С чего вдруг он стал таким церемонным? У них матриархат или это то воспитание, которого в нашем мире не хватает столь многим?
— Да, и не надо на «вы». Не время для церемоний, — последнее слово я выговорила с трудом.
— Что ж, тогда позволь представиться. Эрвейн эр Шарэррах. Свое имя, точнее имя той, в чьем теле ты сейчас находишься, ты вряд ли уже вспомнила, я прав? — он опустился на корточки рядом с лежанкой и принялся растирать мне руки.
— Верно, не помню. Как вообще можно помнить такое? — под его руками мое тело начало оживать.
— Ритуал, расскажу позже. Сейчас тебе надо прийти в себя.
Вдруг за дверью послышались тяжелые шаги. Эрвейн стремительно вернулся в кресло, шепнув мне: «закрой глаза и не шевелись». Загрохотал засов и, судя по звуку, открылась дверь.
— Еда. — Чей-то грубый голос, бряцанье посуды, дверь закрылась, снова раздался стук засова, а затем стихающий звук шагов.
Открыв глаза, увидела на столе другой кувшин и миску. Эрвейн снова подошел ко мне:
— Ну что, продолжим? — и возобновил массаж.
Похоже, для него это было не впервой, так что я чувствовала, как с каждой минутой ко мне возвращаются силы. Примерно через десять минут остановила его:
— Спасибо, мне намного лучше. Поможешь сесть?
Мужчина кивнул и помог мне. Наконец-то! Ходить еще не могу, но сидеть и поворачивать голову — уже достижение! Посмотрела на свои руки: худые, почти как у страдающих анорексией, грязные ногти обломаны, узор из синяков. Однако руки явно молодой девушки, уж женщину-то в этом не обмануть. Похоже, еще один плюс в ситуации. Потом, сейчас не время для этого.
— Как отсюда сбежать? — понимаю, если бы он знал, сам сбежал бы, но мозговой штурм еще никто не отменял, — ты об этом думал?
Горький смешок:
— Если бы не этот проклятый амулет! Сейчас, когда я в ясном сознании и без цепей — никто бы меня не удержал!
Я посмотрела на него: на шее цепочка, на которой висит странная загогулина из похожего на тусклое серебро металла.
— Это и есть тот самый амулет? — спросила, кивнув на загогулину.
— Да. И снять я его не могу, а в нем не обернусь.
— А если обернешься, сможешь выбраться? В кого ты оборачиваешься?
Эрвейн усмехнулся:
— Да, смогу. В дракона.
В дракона?! Здорово, такой союзник — это сила!
— А я смогу снять амулет? — требовательно посмотрела на Эрвейна. Глаза того расширились от осознания:
— Точно! Этот колдун сказал, что я не смогу его снять, значит, кто-то другой сможет! Отлично! Но… — он сник прямо на глазах.
— Что?
— А если тебе это повредит?
— А у нас есть выход? Если получится и я, к примеру, потеряю сознание, ты сможешь меня вытащить?
Взгляд моего собеседника посветлел:
— Конечно, я тебя вытащу!
— Тогда предлагаю съесть то, что нам принесли, и начнем.
Мы разделили скудную трапезу: кусок хлеба и жесткого словно подметка мяса, стакан воды, — после чего Эрвейн усадил меня в кресло. Благо, спинка у кресла была высокая, и я смогла опереться на нее. Вздохнула — руки дрожат, в животе все сжалось в комок — и попросила Эрвейна подойти поближе.
Стоило только дотронуться до амулета, как руки свело сумасшедшей болью. Казалось, каждая косточка, каждый сустав в них расщепляется на множество маленьких кусочков. Попробовала взяться за цепочку — то же самое. Я до крови закусила губу, слезы потекли по щекам. Превозмогая боль, дрожащими руками тянула амулет, стараясь держать его как можно дальше от тела Эрвейна и своего. Было ощущение, что эта проклятая штука живет своей жизнью, а силы пришлось прилагать, словно я пыталась разъединить магниты! Воздух словно стал тягучим, обрел вес…
Не знаю, сколько времени я снимала эту… мерзость. Наконец, стянула, и тут же из всех оставшихся сил швырнула его в угол. Слава Богу! Боль осталась, но скорее фантомная. Подняла полные слез глаза на мужчину — он выглядел так, как будто его пытали.