Выйдя на крыльцо с другом, я увидел, что только начало светать. Пройдя по улице, состоящих из белых хаток с расписными наличниками, таких же, как и та, в которой жил Миха, мы вышли на окраину и углубились в, подступавшей прямо к околице, лес. Степка был любителем поговорить и являлся аккумулятором всех сельских новостей, и сплетен, которыми щедро делился со мною по пути. Я же молча шел за ним по едва заметной тропинке, редко отвечая на его монологи и соображая, что ещё придумали сотворить со мной Мария и Ко.
Была ранняя весна. Деревья стояли еще совсем голые, но снег уже сошёл. Я находился, судя по хатам и акценту тети Оксаны, где то на территории Белоруссии или Украины. Судить о времени пребывания, по окружающей обстановке, тоже было затруднительно, но тут Степка начал рассказывать с юмором, как сегодня утром два местных полицая, после вчерашнего перепоя, ни свет, ни заря, запрягали лошадь, чтобы ехать в районную комендатуру, и при этих словах, у меня засосало под ложечкой от предчувствия предстоящих неприятностей.
Вдалеке послышался шум авиационных двигателей, от пролетающей в стороне группе самолётов. Я их не видел, из за деревьев, но звук резал слух своей непривычностью. В детстве, в своей прошлой жизни, я часто бывал в гостях у своего лучшего друга. Одноэтажный дом, в котором он жил, стоял в створе взлетно-посадочной полосы ЛИСа (летно-испытательная станция авиазавода), и я всегда, по возможности, когда был у него, выбегал на улицу под могучий рёв винтов, от которого звенела посуда в серванте, чтобы полюбоваться заходящей на посадку на малой высоте, прямо над головой, огромной соткой (самолет АН-22). Тот звук винтов меня завораживал своей мощью и какой-то надёжностью, а этот своими металлическими стучащими нотами вызывал только раздражение.
— Фашистские гады опять на бомбёжку полетели — со злостью проговорил Степка. — Ничего! Знающие люди рассказывают, что товарищ Сталин уже разработал план генерального наступления и всем фрицам скоро придёт конец. Вместе с нашим партизанским отрядом, под руководством Дяди Вани, мы, всем миром, ему в этом поможет, путём уничтожения местной гитлеровской сволочи в округе.
Про партизанский отряд Дяди Вани я, что то, где то читал, но вспомнить, с наскоку не смог, а расспрашивать Степку куда попал, не решился, зная про его болтливый язык, представляя, что он будет рассказывать завтра в селе о своём друге Михе, который замучил его на рыбалке идиотскими вопросами. Поэтому я предпочитал мало говорить, а больше слушать своего многословного друга, получая нужную информацию из его монологов.
Цели своего путешествия мы достигли часа через три, когда солнце уже проглядывало сквозь голые вершины деревьев, что при безоблачном небе, обещало весенний тёплый день. Это откровенно радовало, потому что в своём куцем пальтишке, я уже основательно подмёрз. Сенька тоже иногда вздрагивал от холода, хотя температура была плюсовая. Мы вышли к небольшому озерку, образованным бобровой плотиной на не широком ручье с кристально чистой водой. Первым делом был собран хворост и организован небольшой костёр, чтобы согреться и прийти в себя после дороги, а затем началось волшебство рыбалки. Для меня это действительно было волшебством, так как на рыбалке я был в первый раз, и все для меня было чудом. Поэтому я доверил этим заниматься телу Михе, который, как и Степка в этом вопросе были профи, а сам решил наслаждаться новыми впечатлениями, но всё нарастающее чувство тревоги, скребло кошками на душе. Когда в ведерке уже было с десяток мелких рыбёшек, на огонь был поставлен маленький котелок, и началось таинство приготовление ухи. Хотя в прошлой жизни мне ни разу не удалось побывать на рыбалке, и моим девизом был, что лучшая рыба-это колбаса, приготовить классную уху я мог. Жена с дочерью периодически устраивали себе рыбный день: с утра в выходной гнали меня в ближайший гастроном за толстолобиком, по возращению из которого я чистил и разделывал купленную рыбу, а женщины в это время так доставали меня своими вопросами и советами, что я им вообще запрещал появляться на кухне. Данное распоряжение они с радостью выполняли и приходили туда, только чтобы сесть за накрытый стол. Правда, надо сказать, что всю грязную посуду после моего трудового подвига они безропотно мыли сами, без привлечения к этому процессу мужской части населения квартиры.