Наука, как известно, открывает закономерности. Закономерности исторического процесса стремятся установить историки разных методологических школ, и соответственно неодинаково воспринимается само понятие закономерность. В позитивизме закономерность либо фатально неизбежное, жестко запрограммированное развитие событий, либо, вследствие абсолютизации релятивного начала, закономерность отрицается вовсе. И в том и в другом случае явления рассматриваются как равные себе независимо от пространства и времени, т. е. на любой территории в любой исторический период. Диалектический материализм исходит, во-первых, из представления о внутренней противоречивости самой закономерности, во-вторых, — из убеждения, что ««чистых» явлений ни в природе, ни в обществе нети быть не может… само понятие чистоты есть некоторая узость, однобокость человеческого познания» [12].
Давая общую характеристику исторического процесса, Ленин предупреждал, что «в каждой эпохе бывают и будут отдельные, частичные движения то вперед, то назад» [13]. «При общей закономерности развития, — полемизировал он с «ортодоксами»-догматиками в другом месте, — во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития» [14]. В литературе появились понятия «обратимости» и «необратимости» исторического процесса, а А.Н. Чистозвонов на примере генезиса капитализма попытался это примерно конкретизировать [15].
В науке закономерность выявляется как бы в «чистом» виде. При этом в естественных науках условия для эксперимента специально создаются в лабораториях, в гуманитарных же обычно приходится абстрагироваться от случайного, внешнего (применительно к данному ряду явлений). После же того, как закономерность выявлена, она становится рычагом познания конкретного. И задача сводится, конечно, не к тому, чтобы объяснить закономерностью каждую отрубленную голову, а к тому, чтобы понять, в какой форме пробивается та или иная закономерность в определенный исторический период, какие силы задерживают или вообще отбрасывают назад закономерное, с точки зрения всемирно-исторической, развитие.
Роль случайного заметно выше именно для древнейших обществ, когда в роли такого случайного могли выступать и вторжения неизвестных ранее в данном регионе народов, и природные явления, легко преодолимые в более развитых обществах. В древних обществах мы должны предполагать несовершенные и незавершенные процессы, причем незавершенность и попятные движения могли распространяться и на этногенетические процессы, и на классообразование, и на становление государственности.
Естественные теории второй половины XIX в., отвергнув божественное участие в происхождении жизни на земле, способствовали в ряде случаев утверждению положений, питавших расизм (что в условиях завершения формирования наций оказалось весьма актуальным). Марксизм в общей форме выступил против апологетики биологического начала в развитии обществ, подчеркнув решающую роль социального фактора. Но в то время марксисты опирались на сравнительно незначительный этнографический материал, а всякие новые данные, как правило, проходили стадию позитивистской обработки. В результате даже такие «ортодоксы», как К. Каутский, допускали известную переоценку биологического начала, а самое социальное содержание склонны были механицизировать, переоценивая устойчивость условных рефлексов. Вопрос этот и сейчас нельзя считать решенным, причем оценке теперь подлежит огромный фактический материал. В современной археологической и лингвистической литературе, например, существуют две резко расходящиеся точки зрения на время возникновения таких этносов, как кельты, германцы, славяне, причем амплитуда колебаний охватывает период от двух до нескольких десятков тысяч лет.
Следует подчеркнуть, что биологическое развитие ни в коей мере не тождественно лингвистическому и этническому. Антропологи единодушно отмечают неоднородность антропологических типов практически всех древних народов (не говоря уже о современных). Еще в эпоху палеолита пересекались пути «черной» и «белой» расы (негроидные антропологические типы достигали Причерноморья). Европейский неолит дал смешение «арийского» и монголоидного типов. Поскольку археологические культуры не совпадают с областями распространения тех или иных антропологических типов, а языковые зоны не совпадают с теми и иными, объем и качество фактического материала будет самым непосредственным образом зависеть от правильности методологического подхода.
Правильная оценка процессов древности — величина безусловно искомая. Вместе с тем изменение оценки может вести к существенно иным выводам. Поэтому, во-первых, необходимо сознательное отношение к исходным принципам, во-вторых, требуется учет зависимости конкретных построений от принятых методологических установок. В лингвистике, например, и до сих пор противоборствуют сравнительно-историческое языкознание и «яфетическая» теория Н.Я. Марра. Для той и другой теории имеется достаточный материал: та и другая теория оказывается правомерной при объяснении определенного ряда явлений. Но, как это часто бывает, теория, успешно решающая частные проблемы, оказывается недостаточной при объяснении всего процесса в целом. Такова судьба всех метафизических построений. Индоевропеистика исходила (по крайней мере, в своем классическом варианте) из очень стройной, но метафизически ограниченной схемы: предполагалось, что человечество — это постоянное разделение некоего цельного этнического массива, представленного этническими группами, идущими от Сима, Хама и Афета. Эта теория при объяснении исторических условий возникновения реальных народов одной стороной как будто противостояла националистическим тенденциям, поскольку искала «пранароды», «праязыки» для больших групп народов. Но в ней содержались задатки и расистских теорий, которые расцвели пышным цветом в «индогерманистике» — немецкой националистической интерпретации той же теории. Объективная возможность в такого рода повороте заключалась в том, что исходным материалом исследования являлись большие замкнутые расовые группы, изолированные друг от друга и в известном смысле противостоящие друг другу. «Яфетическая» теория Н.Я. Марра объявляла войну как раз расистским поползновениям, выливавшимся в той или иной форме из индоевропеистики. Согласно учению Марра, «различные народы создавались не в результате «вычитания» из каких-то расово изолированных, обособленных групп индоевропейцев, семитов, хамитов и т. д., а в результате «сложения» первоначально одних и тех же производственных групп с одинаковой или почти одинаковой культурой, позднее — племен и народов, уже различных по своей культуре». [16]
Для Марра и его последователей сравнительно-историческое языкознание было «буржуазным», и это правильно, если иметь в виду методологическую ограниченность всей буржуазной науки XIX–XX столетий рамками позитивизма и неокантианства. Но дело, конечно, не в «сравнительно-историческом» подходе, а в том, что и сравнение и историзм в классической индоевропеистике были формальными, механическими, однолинейными. Н.Я. Марр — один из талантливейших ученых, осознавших ограниченность методологии домарксистской науки и пытавшийся дать марксистское осмысление всей огромной области знания, связанной с процессами этно- и глоттогенеза. И опыт его показывает, что для внедрения диалектико-материалистической методологии простой убежденности в ее познавательной ценности далеко не достаточно. Необходимо глубоко продуманное и отнюдь не механическое усвоение ее принципов применительно к конкретному материалу.
Н.Я. Марр вполне правомерно соединил в единый комплекс три процесса: этногенез, глоттогенез и изменения в способе производства. Теория стадиальности явилась принципиально новым явлением в истории обществоведения, но Марр и его ученики не сумели правильно определить границы, до которых простирается действие открытых ими закономерностей. Ошибка заключалась в том, что, как и при сравнительно-историческом подходе, новые приемы исследования и новые представления были возведены в ранг всеобщих. Диалектика развития незаметно подменялась метафизикой: многогранность развития укладывалась в жесткую схему, где одинаковые причины всегда порождали одинаковые следствия, а причины оказывались всегда одинаковыми в силу однотипности и однолинейности всего развития.
15
А.Н. Чистозвонов. Понятие и критерии обратимости и необратимости исторического процесса (на материалах генезиса капитализма). ВИ. 1969, № 5.
16
С.Н. Быковский. Яфетический предок восточных славян — киммерийцы // Известия ГАИМК. Т. VIII, вып. 8-10. Л., 1931. С. 3.