— Мой преподаватель по фортепиано был родом из России. Постоянно говорил о своих композиторах-соотечественниках. Давал мне их ноты. То просто посмотреть, то поиграть. Люблю Рахманинова в особенности. А вы?
— Моцарта уважаю.
— Ох этот стерильный Моцарт… — словно негодуя от типичности ответа выдохнул Сэм.
— Я надеюсь, вы понимаете, почему я здесь? — решил наконец перейти к цели своего визита Уоллис.
—… Никогда не любил исполнять его. Негде разгуляться вовсе! — продолжал тем не менее Сэм.
— Вы меня слушаете?
— Хотя некоторые его произведения мне все-таки нравились. Раньше. Сейчас нравится что-то за редким исключением. И да, я вас слушаю, — Сэм встал из-за рояля, закрыл крышку, задвинул банкетку и подошел чуть ближе к краю сцены. Внизу стоял Уоллис. Как и обычно при разговоре с кем-либо курящим вид у него был не сильно довольный. Да и смотреть на Райта снизу вверх тоже было неприятно.
— Я бы понял причину вашего визита, если бы он случился неделю, к примеру, назад. Да когда угодно, только не сейчас и не в будущем, боже упаси.
— Никак мыслей на этот счет? — с интересом прищурившись, Чак глядел на Сэма издалека; но позже все-таки стал подходить ближе, еще ближе к сцене.
— Ни одной, представляете! — как всегда артистично ответил Сэм, поднеся одной рукой сигарету к губам. — Или вы что, хотите узнать даты ближайших премьер? Автограф дать? — другой забрал, и из правого кармана брюк свободной рукой вытащил механическую ручку, специально показав ее Уоллису и щелкнув ею.
— Хочу разузнать, чем вы занимаетесь помимо выступлений в театре и игры на рояле, — подходить слишком близко к сцене Чак не решился. Предпочел занять место на первом ряду, рассевшись как какой-то важный гость.
— Играю в покер с друзьями по вечерам, занимаюсь стрельбой за городом, но обычно в специально выбранные дни, а по выходным, бывает, хожу в парк неподалеку от дома и там играю в шахматы с местными стариками.
— Интересно было бы поиграть с вами в шахматы, — Чак усмехнулся.
— А мне нет, — Сэм развернулся, отошел к стене, за кулису, чтобы выключить свет на сцене от специальных софитов, и включил только основной свет в части зала у главного входа.
— Почему же?
— Вы мне глубоко не симпатичны.
— Это меня волнует в последнюю очередь… — сказал Чак, хотя выглядел наоборот, будто это его задело. — Все эти увлечения, конечно, интересные. Но почему-то же вы усердно покрывали вашу дочь, зная, что она творит. Да и еще на допросе я заметил в ее поведении интересные особенности, которые не взялись бы из ниоткуда.
— А, вы об этом, — снова Сэм вышел на середину сцены, встав прямо напротив Чака. Сложив руки в карманы брюк, слегка приподняв голову, он не торопился говорить что-то дальше. Лишь молча посмотрел на Уоллиса несколько секунд вот так, сверху вниз. — Не хочу вас разочаровывать, но все куда проще, чем может показаться. Я попросту не хотел лишиться дочери снова. К сожалению, это все же произошло…
— Даже как-то слишком просто. Однако мне по-прежнему ужасно интересно, зачем и почему вы учили ее врать; как на допросе. Держать руку на пульсе, считывая и контролируя тем самым уровень напряжения. Это ведь так у вас работает, верно? Да и кто еще смог бы научить ее этому? Очень сомневаюсь, что о таком ей рассказывали в драмкружке в школе или режиссер в этом вашем театре. Стрелять тоже ее научили уж точно вы. Так кто вы такой? — теперь с большим напором, даже скорее с наездом спросил Чак.
Снова Сэм выдержал паузу. Долгую. Молчал, глядя куда-то в сторону, но ни в коем случае не в сторону Уоллиса, не вниз.
— Я лишь актер с разносторонними увлечениями, — вздохнув, ответил он.
— Актер, который столько времени скрывал очевидные убийства своей дочери?
— О большей их части я узнал далеко не сразу. Я и сам до последнего отказывался верить в это. Может, по мне и не видно, но я до сих пор переживаю из-за всего произошедшего. И я уж точно не особо рад тому, что вы буквально довели мою дочь до предела, из-за чего она уже несколько раз чуть не покончила с собой, в том числе в этот последний раз. И по итогу сейчас ее сбагрили на принудительное лечение в дурку на неопределенный срок! Да и до этого моменты спокойствия были большой редкостью. Так что будьте добры, — подойдя к самому краю сцены, Сэм спрыгнул вниз и встал прямо перед Уоллисом, слегка наклонившись. Правой рукой, которую только сейчас вытащил из кармана брюк, взял с губ сигарету. — Отвалите от меня, — сказал он с недовольством и раздражением, вместе с чем выдохнул остаток дыма. Как же Чака это разозлило…
Сэм отошел, направился к выходу.
— Сами уйдете или попросить охрану проводить вас и вашу упертость?
Уоллис молча встал с кресла. Но резко, с недовольством. Словно его только что сильно оскорбили.
— Не думайте, что я так просто отстану, — слегка успокился Чак и сказал это уже на самом выходе из зала.
— Что вы, даже мечтать не приходится. Меня тоже до психушки доведете? — продолжал язвить Сэм.
— Посмотрим, — так же ответил Чак.
— Выход там, — кивнул Сэм в нужную сторону, развернулся. — Всего хорошего желать не буду, — и ушел по коридору в направлении гримерок.
— Какой душный тип, фу, — решила поддержать Сэма Люси, появившаяся внезапно, когда Сэм остался в своем личном пространстве.
— Да черт с ним… — устало он упал в кресло. А Люси уселась перед зеркалом, стала поправлять челку, бабочку под воротником рубашки.
Снова тишина на некоторое время.
Пялясь в потолок, Сэм вдруг спросил:
— А если не секрет, то чем все-таки ты собиралась «вознаградить» меня за то, что я начну обучать Джесс?
Люси не сразу ответила. Лишь хихикнула и развернулась к Сэму, хитро улыбаясь.
— Да ничем. Это была ложная мотивация! Хе-хе.
— Кто бы сомневался… Я все равно начал это все уж точно не ради «награды», — сам Сэм тоже усмехнулся.
— О, да, я вижу вашу душу насквозь, и вы слишком хороший человек, чтобы учить Джесс правильно убивать лишь ради своей выгоды.
— «Слишком хороший»?.. Звучит больно уж иронично в таком контексте.
— А что насчет Уоллиса… С ним надо либо кончать, либо вам самому куда-то уезжать, чтобы он не узнал. Докопается ведь на самом деле.
— Да… Да, знаю…
Во время боя с Джесс Генри по-настоящему серьезно досталось от нее. Несколько ножевых ранений, сильные ушибы, едва ли не переломы, и, самое страшное — перерезанное горло. Парень еще там, в том переулке, потерял много крови, да и помощь поспела не так уж и скоро…
Тем не менее до больницы он дотянул. Хотя состояние и вправду было очень тяжелым, буквально на грани смерти, из-за чего уже в больнице врачи долгое время бились за то, чтобы спасти все-таки этого непутевого парня.
Вышло. Почти… Наверное, кома — это все-таки лучше, чем смерть. Именно в таком состоянии Генри пребывает уже несколько дней.
С первого дня, когда это стало возможным, в больницу к нему ежедневно приходил Сай. Ведь он действительно очень переживал за него. И узнав обо всем произошедшем еще долго не мог найти себе места. Так и приходил к Генри каждый день, сидел с ним в палате ровно столько, сколько позволяли врачи. Одно радовало — состояние Генри стабильно, и с каждым днем улучшалось. От того Сай очень хотел застать момент, когда тот наконец придет в себя.
Потому-то в очередной раз Сай пришел в больницу, его как и раньше проводили до палаты. Уже ставшее привычным место рядом с Генри.
— Bonjour, Henry, — негромко поздоровался он с ним и как обычно осторожно взял его за руку. — Твоя мама тоже хотела сегодня прийти, но, к сожалению, не смогла. Ну, она позавчера приходила. Надеюсь, ты помнишь. Она очень ждет тебя домой, ужасно скучает. Да и я тоже. Очень уж хочется снова сходить с тобой на какую-нибудь панковскую тусовку, как было в начале ноября, помнишь? Было классно… — Сай откинулся на спинку стула, но по-прежнему не выпускал руку Генри, держа ее крепко, но с осторожностью. Он закинул голову назад, прикрыл глаза. Замолчал. Казалось, вот-вот снова потекут слезы. Так уже было, и не сильно хотелось, чтобы это повторилось.