Проблема в том, что, согласно восходящей к И. Канту традиции, любой объект сознания складывается из чувственно созерцаемого a posterirori и оформляемого активно действующим рассудком a priori: рассудок привносит универсалии в данные чувственно уникалии. Напротив, по Э. Гуссерлю (см.: [48]), интенциональность (intentio) и ее предмет (intentum) взаимопринадлежат друг другу, а интенциональные предметы обладают структурной целостностью в смысле изначального единства уникалий и универсалий, которые находятся в самих вещах; при этом чувственное и категориальное созерцание как однородные дающие интенции действуют вместе и одновременно, так что чувственное созерцание раскрывает индивидуальные характеристики интенциональных предметов, тогда как их всеобщие характеристики и всеобщие отношения усматриваются категориальным созерцанием. Таким образом, интеллект не противопоставляется чувственному созерцанию, а объединяется с ним (они лишь по-разному дают интенциональные предметы), и не бывает предметов памяти, мышления или воображения, существующих независимо от предметов перцепции: это одни и те же предметы интенциональных актов. Отсюда, в частности, вытекает, что априорность, понятая как интуитивная данность, носит универсальный характер (см.: [52]), в силу чего все интендированные предметы даны a priori, причем априорность есть атрибут бытийствования, т. е. и субъекта, и объекта (см.: [25]). Интерпретируя интенционально конституированные переживания и акты сознания в духе М. Хайдеггера как конкретно-жизненные деятельностные отношения социолога, мы можем истолковать самоманифестацию феномена (или интенциональную данность) как открытость того, что присутствует в социальной реальности, как показ сущим социального мира самого себя. Иными словами, категориальное созерцание — момент любого конкретного созерцания социолога. Это конкретное созерцание дает не имманентный сознанию феномен, в котором только светится трансцендентное сущее-в-себе (""За" феноменами феноменологии не стоит по их сути ничего другого…" [25, с. 36].), а сущее социального мира как оно есть, сам же феномен представляет собой открытое социологу сущее социального мира (себя-в-себе-самом-показывающее [25a, с. 28]).
Тут, однако, возникает вопрос: может ли эмпирическое сущее социального мира быть (непосредственно открытым социологу) "феноменом феноменологии"? В "феноменологическом смысле" феномен есть не эмпирическое явление социального мира, а бытийствование сущего, под которым подразумевается ансамбль «основоструктур» "бытия сознания" (Dasein) [25а, с. 37]. «Основоструктуры» суть трансцендентально-априорные структуры67, служащие "смыслом и основанием" всех эмпирических явлений ([25, с. 35]) — смыслом или способом бытийствования сущего социального мира, т. е. они как раз и являются тем, что мы называем присутствием. Сказанное не означает, что сущее социального мира абсолютно и исчерпывающе открыто социологу, ведь открытость реализуется одновременно и как сокрытость, которая обусловлена не внешне, эмпирически вследствие ограниченности исторически конкретных познавательных возможностей социолога и т. п., но внутренне, трансцендентально — самой структурой социологического познания (ср. [25, с. 220–225]). Открытость — это всегда возможная открытость, включающая в себя возможность сокрытости. Иными словами, невозможна тотальная объективация социального мира. Посему движущей силой социальной науки служит не объективация как таковая, но различие между объективированным и необъективированным.
Открытость шире предметного представления и интенциональности, она собственное содержание присутствия социолога как агента, объективирующего необъективированное. Социологическое объяснение исполняет открытость сущего социального мира и поэтому выступает способом существования социолога. Если социологическое объяснение — способ существования социолога, то его метод выступает также методом изменения этого существования.
Сущее социального мира самовозвещает-самообнаруживает, являет себя социологическим практикам таким, какое оно есть само по себе, а не в виде заведомо неподлинной кажимости чего-то подобного ноумену И. Канта, что лишь располагается за явлением, не присутствуя в нем. Оно равно феномену как самому сущему в его открытости, понимаемой как данность различия "объективированное/необъективированное" в практиках агента. Сущее социального мира — это, с одной стороны, вещь сама по себе, ставшая вещью-для-агента и поэтому неотделимая от практик агента, которым раскрыта, и имманентная социологическому опыту, а с другой — именно вещь сама по себе, трансцендентная этому опыту.
Противоречивое явление открытости реализуется в пределах динамичной оппозиции модуса подлинности (eigentlich) модусу неподлинности (uneigentlich) (ср. "Бытие и время", с. 175–180). Подлинность и неподлинность — в равной мере нередуцируемые определения открытости, равноправные смыслообразующие a priori68. Подлинная открытость представляет собой собственно открытость, т. е. объективированное в различии "объективированное/необъективированное", а неподлинная — сокрытость, т. е. необъективированное в этом различии. Открытость не есть простое отсутствие сокрытости, но специфическое отношение научного производства к сущему социального мира. Коль скоро открытость и сокрытость суть необходимые структурные моменты самого социологического познания, любое сущее социального мира в одно и то же время открыто и сокрыто для него.
"Социальные факты не есть ни вещи, ни идеи, они — структуры" [43], и, подобно другим открытым социологией структурам, относительны: с одной стороны, социальные факты наделены объективными значениями, а с другой субъективными и неэпистемическими смыслами, которые оказывают детерминирующее воздействие, как на предмет исследования, так и на научное производство69. Социальный факт образуется некоторым числом изменчивых и некоторым числом постоянных моментов. Константой социологической действительности и выступает присутствие — структура социально-исторического a priori70. Оно является одним из компонентов ядра социально-исторического a priori, сложившегося в социологии.
Презумпция самопроявления, самораскрытия присутствия в опыте социолога, равно как и отождествление социологического мышления с суждениями этого опыта, указывает на то, что мы перешли от простого присутствия к присутствию как представлению о пред-ставлении, от сущего социального мира — к сущему-в-опыте социолога. Возникает вопрос: может ли сущее присутствовать, но не бытийствовать? Да, сущее может присутствовать, не существуя, если оно обладает статусом «тени» или «призрака» [44].
Социальные отношения — не факт социологического опыта, а необходимые условия и предпосылки любых практик, любого познания, любого опыта. Доксическое отношение — основа любого опыта. Однако социологическая рефлексия отдаляет присутствие от доксического опыта социолога.
Соотношение социолога с сущим не есть чистое созерцание. Что такое социологический опыт? Специфический для социолога способ бытийствования-в-мире: человек существует "в профессии", осуществляет себя в исследовании и т. д., конституируя свои исторически, социально, культурно обусловленные практики (в том числе и практическое понимание общественных реалий) в качестве социологического опыта. Социологический опыт есть, прежде всего, специфический и относительный (в смысле — неуниверсальный, т. е. региональный, ситуативный и локальный, производимый в социальных отношениях) опыт агента исторически конкретного научного производства. Социолог не может постичь сущее, не "почувствовав себя" в акте постижения (ср. [45]). В социологии достоверно то, что удостоверено опытом социологов.
Как доксический, так и социологический опыт выражают конечность человеческого познания — его обусловленность и отличие от идеи бесконечного божественного познания. Бесконечное созерцание само творит созерцаемое сущее, а конечное — есть чувственность и как таковое нуждается в рассудке [46]. Но принципиально здесь то, что именно в силу конечности агента всякий социологический опыт выступает пространственно-временным опытом. У социологического опыта нет абсолютного — непосредственного или «естественного» и самоочевидного — основания (такого, например, как «повседневность», понятая в духе А. Шюца). Коль скоро бытийствование есть пространство-время, то все (включая чувственность, сознание и мышление) относительно, т. е. опосредствовано отношениями, исторично и локально.