Укорененность социолога в социальной реальности позволяет интерпретировать научные практики как ее «открытость» (Offenheit) возможность обнаружения, явления, актуальности, данности в различии "объективированное/необъективированное". Элементарная форма открытости расположенность (Befindlichkeit) в социальных отношениях в качестве агента, интегрированность в них. В этом заключается радикальное отличие агента от трансцендентального субъекта: он изначально расположен в пространстве-времени социальных отношений. Онтологически вовлеченность в социальные отношения означает, что агент есть не равная себе самой данность, «наличное», как синоним чего-то абсолютно объективированного, а контингентная «заданность», способная не только сама становиться другой, но и изменять, структурировать социальный мир, переходить границы утвердившегося универсума предметности, приближаясь к его социально-историческим альтернативам, т. е. выходить за пределы сущего социального мира в целом, вступать в отношение с ним. Активно-преобразующий характер, субъективное структурирование являются предпосылками открытости как различия "объективированное/необъективированное". Изначальный способ познать социальную реальность — практически изменить социальный мир. "Онтологическое объяснение" осуществляется через изменения, события практик.
Социальная реальность не есть нечто сначала определенное, а затем открываемое: открытость означает возможность единства социальной реальности до разделения на противоположенность субъекта и предмета, возможность соотнесенного с практиками "онтологического объяснения" в социологии80. Доступ к социальной реальности открыт агенту не в ощущении ее как чувственной вещи, а в событиях практик. Практики суть онтико/онтологическое определение агента, опосредствующая инстанция в отношении между сущим социального мира и социальной реальностью. В "модусе бытийствования"81 социологические практики выходят в социальную реальность: как способ бытийствования, как допредикативный вненаучный опыт агента научного производства они не являются интенциональными актами, не тематизируют готовые предметности социологии и их понятийные отражения. Несомненно, практики как иное социальной реальности не более, чем один из модусов ее данности, но не она сама.
Социальная реальность — всегда событие, свершение (Geschehen) открытости. Однако социологическое объяснение не есть непосредственная интуиция или некие "фоновые практики", несовместимые с опосредствованным общезначимым познанием. Будучи фиктивными образами социальной реальности, социологические конструкты служат, тем не менее, орудиями практик, открывающих доступ к социальной реальности.
Социальное отношение недоступно непосредственному усмотрению, не являет само себя социологическому опыту, но познается опосредствовано, при помощи интеллектуального конструирования. Постулируемое наукой социальное отношение — вещь в узком смысле, т. е. бытие, трансцендентное сознанию ученого, а не просто теоретический конструкт, организующий социологический опыт. Социальное отношение является условием действительности всякого присутствия; это «место», открытое для социальных явлений и вмещающее их; это чистая открытость — разрывы и сближения — предшествующая каким-либо предметным определениям. Социальное отношение не идентифицируется с отдельным множеством сущих социального мира, оно не есть, но имеет место.
Социальное отношение представляет собой пространственно-временн?е становление как производство/воспроизводство социальных различий: практик, их результатов, условий и предпосылок: вещей, представлений, диспозиций… вообще всего того, что может выступать в обществе в качестве различия. Однако социальное отношение не существует до социальных различий, в виде некоей элементарной пространственно-временн?й формы вне процесса социальных различений — неподверженной эмпирическим случайностям формы, у которой нет истории. Иными словами, социальное отношение — производство/воспроизводство социальных различий, которое ни самодостаточно, ни элементарно-просто: оно есть исторически обусловленное и различающее производство/воспроизводство социальных различий.
Присутствие и отсутствие не являются модусами социальной реальности. Социальное отношение есть присутствие отсутствия82, т. е. ни присутствие ни отсутствие, ни заполненность ни пустота — это опространствливание-овременение, т. е. ни пространство ни время, это событие, т. е. ни полагание ни отрицание. (Термин "опространствливание-овременение" употребляется Ж. Дерридой в несколько ином значении и восходит к Raum geben и Zeit geben М. Хайдеггера.) Социальное отношение не поддается снятию, не может быть «растворено» в сущих социального мира и не управляется, не направляется каким-либо трансцендентальным означаемым вроде кантовского a priori.
Глава 5. ИСТИНА И ПРИСУТСТВИЕ
Мы проводим эксперимент над истиной! Возможно, человечество от этого погибнет! В добрый час!
…Истина = предпосылка того, что ничто не послано и не пред-послано существованию, и что его бытие есть видимость, приход в мир, нехватка ничто, ни какой сущности. Не только без нехватки ничто, но исходя из ничто и идя в него как в то, в чем нет нехватки, и где смысл создает смысл. Одним словом, ex nihilo — но без творца.
Социологический опыт предшествует научному дискурсу и требует быть высказанным (см.: [56]). Социолог переописывает и интерпретирует любое сущее социального мира с позиций агента, захваченного научным производством: представляет сущим-в-опыте, причем не таким, каково оно есть "в себе", а каким оно может "исполнять роль" присутствия. Наука Нового времени подвергла пересмотру понимание истины как репрезентации бытия, сведя доказуемость к нахождению согласования между представлениями познания, которые на деле ограничиваются формами чувства и понятиями (см.: [57, 58]). Социальная наука не столько ищет истину, сколько открывает множества феноменов для научного производства. Открытость — не субстанция, а функция, не столько объективированное знание о социальном мире, сколько действия в нем.
"…Традиционное убеждение, что "истина — это соответствие реальности", представляет собой лишь истертую и обесценившуюся метафору. (…) Представление о том, что есть какой-то один язык среди множества других, которому мир отдает предпочтение — язык, расчленяющий вещи на части — было приятным самомнением. Но сейчас оно стало слишком залежалым, чтобы служить чему-либо" [59].
Истина как непотаенность, открытость социальной реальности есть лишь при условии, что существует объективирующий необъективированное социальный агент, т. е. "такое сущее, которое способно раскрывать", причем раскрытие способ бытийствования этого сущего [60, с. 25]83. Такая истина не есть"…своего рода награда субъекту за его познавательный акт и не дается ему просто как завершение этого акта" — она становится поступком ученого, различением объективированного и необъективированного; ее познание дает возможность"…осуществиться самому субъекту, что реализует само его бытие" [61] как определение неопределенного. Истина как открытость не есть суждение, но конститутивное a priori социологических практик. Поскольку доксическое отношение составляет конститутивное a priori социальных практик как таковых, то оно не может совпадать с открытостью. Следовательно, открытость можно помыслить, исходя не из социологических представлений (объективированного), а из нее самой (различия "объективированное/необъективированное").