Выбрать главу
М. Бланшо. Литература и право на смерть

Мысль — всегда немного одиночество. Когда ее ангажируют, она может отклониться [в сторону]. Я знаю это. Я понял это будучи ректором в 1933 году в трагический момент немецкой истории. Я ошибся. Остается ли философией ангажированная философия? Что знает философ о том способе, которым философия реально воздействует на людей и историю?

Беседа с Хайдеггером. "L'Express", 20–26 oct. 1969

"Беспредпосылочной" науки не существует, поэтому необходимо исследовать то, что в глазах ученого обладает очевидностью, понятно само по себе таков, согласно М. Веберу [85], императив социологии. Одной из важнейших предпосылок конвенциональных понятий, входящих в "здравый смысл" социологического сообщества, являются политические представления. Социология внутренне связана с политикой, поскольку изучает устройство социального мира, который политика пытается "обустроить"92.

В социологических понятиях a priori задано то, что следует произвести с их помощью, причем трансцендентальное калькируется с эмпирического, изначальное "в(дение" выводится из перцептивного «зрения» (ср. [86]). Интерпретируя различие между априорным и эмпирическим как различие между объективированным и необъективированным, необходимо отказаться от понимания априорного как трансцендентального и признать его исторический [87, с. 215], социокультурный и, следовательно, политический характер. Априорные установления не могут подкрепляться фактами, поскольку они сами задают рамки, "…в которых вообще могут выступать факты"; процесс их обоснования заканчивается в "историческом фоне", который сам, в свою очередь, образовался из другой "фоновой глубины" [88]. Иными словами, социологическая концепция (как интерсубъективно конститутивный для социологического опыта априорный элемент) не есть слепок или «отражение» содержания социального мира, она активно продуцирует само это содержание, исходя, в том числе, из социокультурного опыта социолога. Этот жизненный опыт, даже если он переживается как радикально деполитизированный, на самом деле является продуктом политического производства.

Приравнивая социологический опыт к социальному, исследователь нередко не конструирует эксплицитно свой предмет, а использует легитимные практические схемы, составляющие доксу. Какова «диалектика» понятийно выраженного социологического знания и легитимных практических схем, проявляющихся в классификациях и иерархизациях, вuдениях и делениях социального мира, которые зафиксированы в дискурсе государства и СМИ, системе образования и "массовой культуре", а также в практиках агентов? Практическая схема «содержится» в исполнении любой практики. Легитимная практическая схема не только «заключена» в осуществлении легитимной практики, но и полагается социологией как одно из условий ее возможности93. Утверждается непосредственность и неопровержимость легитимной практической схемы, ибо считается, что она всегда предпослана свершающимся практикам. Но легитимная практическая схема не есть знание, тем более, — тематическое или предметное. Она может стать пред-знанием или предпонятием доксы, может даже оформиться в социологическое понятие, но для этого необходима деятельность профессионалов научного производства. Однако насколько понятие сконструировано посредством рефлексии над нетематической практической схемой, настолько понятие не может ее отрицать: понятие будет неадекватным, если оно опровергается условиями своей возможности. В частности, практические схемы агентов составляют часть такого социологического факта, как «нация», в силу чего социологическое понятие «нация» не может им противоречить, но включает в себя определенные смыслы соответствующих социальных действий94.

Тематическое, понятийное выражение легитимных практических схем реализуется как "синтез a priori" (не по И. Канту), формулирующий новое знание с всеобщей и необходимой значимостью, а потому исполняющий роль «парадигмы» содержательных суждений в пределах социологии в целом. Социо-логически схема такого «синтеза» выглядит следующим образом. Социологические суждения о сущих социального мира обосновываются рефлексией над производящими/воспроизводящими их практиками агентов, а также социальными условиями возможности практик. Практические схемы — одно из условий возможности практик. "Главные утверждения" социологии получены изучением легитимных практик (нелегитимные определяются через отклонение от них, т. е. как девиантные) и их условий, поэтому теоретическая рефлексия осуществляется над легитимными практическими схемами95. В свою очередь, легитимные практические схемы суть интериоризированные объективные структуры и поэтому имеют всеобщее значение96. Легитимные практические схемы выступают субъективным моментом социальных отношений. Они доступны непосредственному пониманию и выражают единичный и случайный опыт агентов так, как если бы он был всеобщим и необходимым структурным инвариантом социального мира. A priori социологической теории (под коим мы подразумеваем эмпирическое историческое a priori) «субъективно» обладает признаками безусловной необходимости, непосредственной доступности пониманию и достоверности. Речь не идет о том, что эти абсолютные признаки даны абсолютно: "безусловная необходимость" есть социально обусловленное представление о "безусловной необходимости"97. (Это относится и к "непосредственной доступности пониманию" и "абсолютной достоверности".) Какая же позиция эффективнее других может сформировать представления об абсолютности своих представлений? Государство, претендующее (успешно) на монополию легитимного символического насилия98.

Согласно Э. Дюркгейму и Э. Кассиреру, П. Бурдье и Н. Элиасу, П. Бергеру и Т. Лукману, политический порядок — это порядок в основном символический: политические структуры суть объективированные представления и, в частности, системы классификации сущих социального мира. Поэтому политическая борьба имеет символическую природу и ведется, в сущности, за сохранение или изменение сложившейся социально-политической структуры посредством сохранения или изменения в(дения социального мира, которое можно трактовать как легитимную систему социально-политической классификации. Внешней целью политической борьбы выступает монополия использования материальных и символических ресурсов государства, а истинной — монополия производства и распространения системы легитимной классификации социального мира, потому что именно она, в конечном счете, обусловливает политические практики. Точнее, с одной стороны, система социально-политической классификации воздействует на агентов, которые ее принимают, с другой — практики этих агентов воздействуют на социальную действительность, приближая ее к легитимному представлению о ней.

Социология не может существовать в некоем интеллектуальном утопическом поле, независящем от политически заряженного здравого смысла99, предпонятийных очевидностей исторического и социокультурного «фона» и т. п. Мы всегда мыслим в пространстве предстающих в качестве очевидных, «натурализованных» обыкновений, которые управляют мышлением и освобождают нас от размышления.

Поэтому гетерогенной частью социологии является не-на-учное в ней, например, политика. Политика не только в смысле радикально «иного» социологии, но и как условие ее возможности100. С одной стороны, утверждая автономию социологии, мы ставим ее в зависимость от внесоциологических определений (философии, политики…), с другой, утверждая полноту социологии как опыта, мы не полагаем ничего внешнего по отношению к ней (но вместе с тем теряем внешние гарантии). Этому соответствуют два образа социологии: как материализованной "системы метафор истины" и как политического (государственного, общественного) «аппарата». Они несводимы друг к другу, и точка зрения на социологию каждого исследователя зависит от того, по какую "сторону баррикады" он в данный момент находится.

Важнейшим средством социологического объяснения является классификация система соподчиненных понятий (логических классов объектов социального мира), — которая раскрывает отношения между исследуемыми объектами и ориентирует социолога в их многообразии. Социальные классификации, зафиксированные в доксе, "непосредственно примыкают" к социологическим: и те и другие представляют собой иерархизированные системы понятий, объекты социального мира в которых"…не просто расположены изолированными друг от друга группами; эти группы поддерживают между собой определенные отношения, а их совокупность образует единое целое" [89]. Но иерархия логических классов объектов социального мира означает или отражает их действительную социальную — и/или политическую — иерархию, т. е. существующие между ними отношения господства/подчинения/независимости. Поэтому всякая социологическая классификация имеет политические коннотации, она изначально"…есть способ подавления: латинское слово ordo имеет два значения: «порядок» и "угроза"" [90] и в силу этого политически нагружена. Ближайшим образом, социолог не стоит перед выбором: быть или не быть втянутым в политическую борьбу: он всегда либо находится под сенью или в свете Власти101, либо осиян своей внеположностью ей. Граница между энкратическими (принадлежащими власти) и акратическими (внеположными ей) теориями применительно к социологии коррелирует с различием между основанными непосредственно на доксе и парадоксальными теориями102.