…Глянцевая поверхность слепила. Отари потер слезящиеся глаза, не замечая, что давно уже дышит раскрытым ртом, ухватившись рукою за ворот комбинезона. Что-то менялось вокруг, в стылой неподвижности… Бибикание таймера пробивалось словно сквозь вату — опустив глаза, Отари некоторое время разглядывал мигающий сигнал — ему показалось, что цвет его стал другим… Но никак не удавалось вспомнить, каким он был. Неожиданно потемнело — человек испуганно вскинул голову, обшаривая взглядом окружающее пространство. До него не сразу дошло — гладкое зеркало воды стало матовым, не отражая больше света… Свинцово-белые волны лениво колебались у самого лица, отделенные ставшей теперь заметной силовой завесой. Выгнутые прутья клетки казались неестественно яркими на фоне серой воды… Отари со всей остротой почувствовал, что он один здесь — наедине со стихией, запертой в трюме. На миг ему стало по настоящему страшно. Весь замысел сразу показался детски наивным…
А беззвучное представление в трюме продолжалось — теперь Отари мог, наверное, видеть его даже с закрытыми глазами — если бы ему удалось закрыть глаза… Знакомое оцепенение сковало тело — и это, как ни странно, успокоило. Все идет своим чередом — и вода уже не была водой. Прозрачные волны несоразмерной вышины лениво гуляли по поверхности, опадали, вновь поднимались, словно кто-то шевелил громоздкими пальцами, разминая их перед игрой. Испытателю тоже надлежало приготовиться к этой игре. «…главное — прорваться… Прорвать этот чертов пузырь! Проколоть его… Да — так вернее. Не может она устоять! (Имелась в виду защита) Тысяча тонн на кончике иглы — а ну-ка, попробуй!» — Отари заводил себя на максимальный выплеск. И даже позволил себе ироническую ухмылку: «В кои-то веки интересы гран-эрмиера совпадают с моими!» Лучшей проверки для защиты не придумаешь… Тошнотворный блеск уже не поддавался глазу, когда, наконец, накатило — звук таймера расплылся и ухнул вниз, распадаясь на отдельные толчки, исчезая вовсе; цвета стремительно проходили все градации радуги, скатываясь к темно-фиолетовому — только слепяще-белые прутья силовой решетки по-прежнему выделялись на иссиня-черном фоне. «Сейчас… сейчас…» — он шевелил неуклюжими губами, не слыша себя. Знакомое, невыразимое словами предобморочное состояние наваливалось странной, пустой тяжестью — он ожидал кульминации, чтобы в этот последний миг света — и первый миг тьмы! — в приказе излучить свою волю. Он ждал, сдерживая бьющий в груди маховик… Ждал… Ждал…
…Мертво вокруг — вещи словно потеряли душу, позволявшую им двигаться. Душа — время. Застывшим взглядом он смотрел вперед — а мысли лихорадочно метались в поисках выхода: «Ничего… Почему так долго? Никогда не было так долго…» Перерыв — светящаяся путина энергощита в черноте. «Защита… Конечно, защита — она задерживает отражение… Контакта нет…»
И тут защита исчезла.
Он сразу понял, в чем дело — вернее, не понял, а почувствовал лавинообразно вливающуюся в мозг обжигающе холодную струю. И чувство одиночества…
…Чернота смотрела — и не было времени, чтобы разобраться в произошедшем, нужно было держать ее на своих плечах, уже начинающих подламываться от непосильной — как всегда, непосильной! — ноши… Чернота сбивалась, свивалась в плотный ком шевелящихся щупалец, вращалась, закручивалась воронкой — потеря расстояния, верха, глубины — все вращалось вокруг этого черного застывшего зрачка! «Здравствуй, старый знакомый…» — стеклянно прозвенела в глубокой пустоте монотонная фраза. Ничего не осталось… Лишь где-то далеко внизу сиротливо копошилось неуклюжее и теплое удивление, выискивая, куда приткнуться…
…Щекочущий ветерок задувал прямо в ухо — Отари недовольно дернулся и пришел в себя. Голова оставалась на удивление ясной, словно и не было никакого обморока. Он помнил все — и ожидал всего… Но его постигло жестокое разочарование — первой в глаза бросилась раскаленно впившаяся во тьму решетка энергощита. «Я остался… ничего не произошло», — он поник бы головой, но головой двинуть было невозможно — так же, как и любой другой частью тела. Это обескуражило бы его, если бы в следующий миг он не понял, что ничего еще не кончилось. Контакт не прервался! Время замедлено по-прежнему… Силовая защита? Она ослабляет отражение почти в миллион раз… И он не теряет больше сознания. Тонкий яд незнакомого доселе чувства чуть туманил рассудок, словно изысканный наркотик; ощущение тела размывалось, становилось неопределенным, как в кошмарном сне. Прислушиваясь к себе, он уловил, как отзывается это новое тело на каждую мысль, чувство — пока не понял. И обратил внимание на то, что творилось за прозрачными стенами его кокона.
…ПУВ бесилось. Фиолетовые потоки разбивались о силовой пузырь, вспучиваясь горбом и вновь бросались на приступ — все вокруг дрожало и бурлило, как в кипящем котле… Отари Ило, бывший координатор, а ныне штатный испытатель лаборатории психоконтакта — так это еще можно было назвать, поскольку это он и был. Контакт не прервался, и две половинки единого существа бились теперь в тщетной попытке соединиться. «Так вот почему я все еще здесь — защита прервала… нет, разделила!» Длинный язык фиолетово-светящейся воды вымахал в воздухе замысловатый зигзаг, отражая мгновенный сумбур чувств. «С какой же скоростью оно движется?» — с невольным страхом подумал Ило, наблюдая буйство своего продолжения. Если учесть, что темп его восприятия сейчас раз в десять обгоняет нормальный… Вода уже обгоняла звук. В тот же миг язык воды разбился на капли и те барабанной дробью обрушились на щит — прямо в зрачки! Если бы он мог отдернуть голову, он бы так и сделал — но шейные мышцы еще только-только успели исполнить предыдущий приказ, опуская ее лицом вниз. Сконцентрировавшись, он попытался потихоньку направлять метания «киселя». Успех был весьма относительным — удары бурлящей массы участились, но любая посторонняя мысль вызывала дикую сумятицу, еще усиливающуюся благодаря досаде, ею вызванной. Впервые Отари мог управлять ПУВ, не теряя при этом сознания — но оказалось, что сначала нужно научиться управлять собой! Во внезапном прозрении он возблагодарил судьбу за то, что не соприкасался с ПУВ иначе как в состоянии полутрупа. Ведь пожелать какой-либо услуги от этой бешеной массы все равно, что попросить медведя прихлопнуть муху на своем лбу… Спустя несколько секунд он обессилел. И вспомнил кое-что, предшествующее контакту. «Это покушение. Меня хотели убить…» — четко и однозначно пришел ответ. Кто бы ни составлял программу, он должен был знать о задании, которое получит испытатель — и планировать отключение защиты… Отари испытывал холодное презрение к пославшим его на верную смерть. Они таки не учли его опыт в контактах с ПУВ — да и не могли учесть. Как бы там ни было, он «сильный» — меченый оттиском отражения психоматрицы, знаком посвящения. Хотя — если бы снятие энергонакачки произошло чуть раньше… Мог бы и не успеть. Не успеть… Извивающиеся струи перед глазами постепенно закручивались в бесконечную спираль; водяной пузырь вспучился, на миг отразил его лицо в донельзя уродливом виде и пропал; кресло все раскачивалось, с каждым разом увеличивая размах — вот оно уже взлетает высоко… Падает… Падает…
Глава 32
…На сей раз обморок не обошелся без последствий — соображать что-то Отари начал только секунд через десять после того, как открыл глаза. Соображения хватило ровно на то, чтобы спросить слабым голосом: «Где я?»
— Очнулся, — ответил кто-то голосом доктора, и свет померк. Отари погрузился в расслабляюще-глубокий искусственный сон.
Когда он проснулся, в каюте никого не было. Он лежал обнаженный на своей кровати, одежда была аккуратно сложена рядом. Попробовав пошевелиться, обнаружил некоторую скованность, но не более — опасения оказались напрасны, не было даже онемения — медик знал свое дело. Или, может быть, организм уже как-то приспособился… Отари содрогнулся, припомнив свидание с тьмой. Посмотрел на часы нейроизлучателя — и удивился. Оказывается, со времени эксперимента прошло двенадцать часов. Никогда раньше ему не давали столько времени на отдых. Может, что-нибудь серьезное? Но он прекрасно себя чувствует! Легко поднявшись, Ило прошелся по каюте, спохватился — натянул белье. Взялся было за комбинезон, но передумал — положил на место. Успеется. Со вкусом потянулся, повертел затекшей шеей, сделал несколько упражнений, чтобы прогнать вялость — отдохнувшее тело с готовностью отзывалось, словно радуясь движению — нет, он в отличной форме! Зачем было вылеживать столько времени… Тут он вспомнил подробности того, что произошло, и бодрости его поубавилось. Не сколько от самого факта покушения, сколько от вызывающей бесцеремонности и циничности этой попытки. От Бронтома он такого не ожидал… Выходит, зря надеялся, что интересы дела перевесят у него личную неприязнь. Ощущение опасности защекотало нервы освежающим холодком. До того он не чувствовал ее так остро, буквально всей кожей… Может быть, потому, что просто не воспринимал всерьез. Скорее, как некую абстрактную категорию, с которой необходимо считаться. Проснувшийся инстинкт самосохранения наполнил кровь адреналином, а жизнь — совершенно иным содержанием… Отныне придется быть настороже — и в свете этого грядущая катастрофа казалась желанной и почти недостижимой целью. Отари прикинул — с момента ареста прошло уже почти четверо суток. Мрог теперь может начаться в любой момент… Может быть, уже начался. А ведь Бронтом, пожалуй, был прав — Отари представилась разъяренная стихия ПУВ, бесплодно атакующая энергощит. Защита всей станции наверняка не хуже той, которая прикрывала его. Отари поиграл желваками, испытывая острую досаду на себя самого. Как же — супермен! С интуицией от бога… Не лучше ли было доверять разуму — хотя бы и не своему, а не смутным предчувствиям? Теперь, возможно, придется посидеть в луже, ничего не попишешь… Пифия, ясновидец, так тебя и разэдак! Авторугань прервало щелканье открывающейся двери — обернувшись, Отари увидел Мачо Ларозу.