Быстро переодевшись, я пошла к Василисе Игоревне в сестринскую. Сегодня она старшая медсестра на смене по нашему блоку.
- Доброе утро.
- О, Светочка, доброе утро. Ты как раз вовремя. Через полчаса завтрак, так что пора раздавать лекарства нашим девочкам.
Да, именно так она и называла пожилых клиенток дома престарелых и имела на это полное право, хотя бы потому, что была старше многих из них. При этом она продолжала работать и не собиралась менять свой статус из обслуживающего персонала на местного обитателя.
Выставляя на тележке стаканчики с таблетками и лекарствами, Сергеевна инструктировала меня, кому, что и в какой последовательности давать. Я это все за прошедший месяц уже давно выучила наизусть, но выбора не было и мне приходилось выслушивать эти ежедневно повторяющиеся наставления.
- Значит так, в триста семнадцатой у нас Настенька. Светуль, будь с ней помягче, на той стадии болезни Альцгеймера, что у нашей девочки, уже не помнишь не то, что вчерашний день, тяжело вспомнить последние двадцать лет. А ведь она еще такая молодая, всего-то шестьдесят восемь лет, - печально вздохнув, старшая медсестра поставила на столик еще два стаканчика. - Даш ей сначала таблетку, она горькая и невкусная, поэтому пусть сразу же запивает сиропом. Проследи, чтобы она лекарство под языком не спрятала. Ты же знаешь, после недавнего просмотра 'По ту сторону рая' среди пациентов ходит слух о том, что в 'Домашнем очаге' на них проводят новомодные эксперименты. И надо же, такому случиться, что Настенька, которая напрочь забыла последние несколько лет жизни, именно эту бредовую фантазию не только помнила, но и воспринимает как реальность. Так, ладно, давай дальше. У Павлуши из триста девятой палаты забери анализы мочи. Его ночью опять почки беспокоили. Так вот это ...
Василиса Сергеевна выставляла и выставляла стаканчики, я же, молча кивала головой в ожидании когда все лекарства займут свое место.
- Так, вроде бы все, - старушка сверялась с журналом, который она держала в руках (и это несмотря на то, что вся информация по пациентам была занесена в центральный компьютер и отсылалась на планшеты всем работникам) искоса поглядывая на тачку. Когда я уже, было, взялась за ручки тележки чтобы отправиться выполнять свою работу, меня остановило неожиданное восклицание. - Стой. Это же надо, голова садовая, совсем запамятовала. Зайди в триста вторую, к Агриппине Никифоровне. У нее также забери анализы. Я ей, когда она сегодня рано утром поступала, емкости выдала.
Удивленно посмотрев на медсестру, переспросила.
- Агриппине Никифоровне?
Никогда ранее я не слышала, чтобы Сергеевна кого-то, кроме главврача, называла по имени и отчеству. Все пациенты у нее девочки, да мальчики, бывают еще молодые люди, а работники и посетители - сыновья, дочки или внучата. Меня она так же или по имени называет, или внучкой, а ее требует, чтобы иначе, чем баб Вася и не звала. А тут вдруг Агриппина Никифоровна. С чего бы это такая честь?
- Ты же еще совсем ребенок, вот и не знаешь, что Агриппина некогда блестела на подмостках театра оперы и балета. Десять лет, не меньше, она была примой. Ей аплодировал весь мир. А скольких знаменитостей потом еще воспитала, и не перечесть.
Нахмурившись, я посмотрела вдаль коридора на хорошо знакомую мне дверь, поинтересовавшись.
- Так если она такая знаменитость то, что тогда делает в этой богадельне?
- Не говори так о 'Домашнем очаге'. Для многих он стал родным домом и единственным местом, где о тебе заботятся, а не ждут когда ты отбросишь концы, чтобы, еще до того как твое тело остыло, начать грызться за наследство.
Пропустив нравоучение мимо ушей, я попыталась еще раз узнать, почему эта знаменитость мирового масштаба, вдруг оказалась здесь.
- Но все же?
Печально улыбнувшись, Сергеевна, не спеша закрыла стеллаж с лекарствами, после чего, полным тоски взглядом окинув помещение, тихо проговорила.
- Пока ты молода и красива, а если к этому еще и знаменита, то у твоих ног если и не весь мир, то некоторые его представители. Тобой восхищаются, твоего внимания и благосклонности добиваются мужчины, тебя осыпают подарками, за тобой ухаживают, вот только молодость не вечна, а любовь публики непостоянна. Громко звучащие для тебя фанфары сегодня, завтра будут восхвалять совершенно других людей. И в один не самый прекрасный момент человек начинает понимать, что остался совершенно один, и нет рядом того, кто подал бы стакан воды. Как бы это прозаично ни звучало.